компенсировал затяжной подъём. Вид на другой берег с этой кручи роскошный. Высокий склон, обрывающийся в реку, перепад высот больше сотни метров, не каждый бульдозерист осилит. Говорят, какой-то чудак попытался, поспорил на две бутылки, что съедет с крутого, пятьдесят пять градусов, склона. Опустив отвал до отказа, он действительно половину склона проехал, скорее сполз, а вот дальше что-то пошло не так, и незадачливого спорщика, вместе с бульдозером собирали по частям.
Летом, это место с мощными, восходящими от реки потоками тёплого воздуха превращается в идеальное место для полёта парапланов. Ради таких ветров экстремалы сюда из Москвы приезжают. Зрение в новом теле хорошее, очков не требовалось. Несмотря на то, что Солнце уже зашло, успел рассмотреть дымы на противоположном берегу. Большое село, домов на тридцать. Куда больше тех недоразумений, что встречались по пути. По прямой, километра четыре, не больше. Дойду.
Вроде и расстояние небольшое, и реку удачно пересёк, не встретившись с санным обозом, да только сил не рассчитал. На натоптанные и наезженные тропинки вход заказан. Приходилось порой продираться через подлесок с черепашьей скоростью — километр, максимум полтора в час, а то и меньше. Кашель усилился. Знобило. Затылок начал «простреливать» так, что приходилось ложиться и пережидать приступы боли.
Ошибся. Здорово переоценил силы и к деревне вышел уже глубокой ночью, и то благодаря тому, что полная Луна не давала сбиться с пути. Морозно. Крыши дымили, словно снопы соломы, окон или нет вовсе, или я их не вижу. Свет горел в одном месте, в большом тереме на краю поселения, отгороженном от прочих высоким тыном.
Классическая изба-двойня с заулом [2] и верхней надстройкой. Две камеры-сруба, поставленные вплотную друг к другу и высокое двухстолбовое крыльцо. В отличие от малых изб охлупень [2] венчали не конские черепа, а искусно вырезанный деревянный конёк. [2] На дальнем конце коневой слеги крыши виднелась «сорока», но её толком не рассмотреть, темно. Крыша не абы какая, крыта дранкой. Столбы крыльца, ставни, причелина, [2] очелье [2] и даже наличники малых волоковых окошек для выхода дыма были украшены ажурной резьбой. Да что говорить, даже курицы [2] для подпора кровли, и те оканчивались изящно выгнутыми головами резных птиц.
А окна то, окна! Затянуты не бычьим пузырём, нет — настоящая слюда! Пусть и не самая прозрачная. Необычный дом, очень необычный. По сравнению с курными избами соседей — дворец. Терем включён в общий комплекс зданий в виде прямоугольника. Общая крыша переходила в клеть поменьше, после в торце шёл сенник, а стену формировал ряд срубов, оттуда и раздавался мерный стук молота.
Бум-бум-бум. Кузнец? Хотя, чего гадать, и так ясно. Об этом свидетельствовал странный предмет похожий на пузатое ведёрко, висящий близ калитки. Свисающий вниз кончик верёвки, как бы намекал о его назначении. Болтало или клепало, кованный колокольчик, издающий глухой и низкий звон. Обычно такие, но размером меньше вешали на шею домашнему скоту. Волки, медведи и прочие звери, способные задрать животину боялись глухого, неприятного звука. Не вешали на коров мелодичные литые колокольчики, зверям вообще звонкие и мелодичные голоса по барабану, так-то. Оказывается, было болтало для звонков. Не знал, честное пионерское, не знал. Вот бы такой в музей!
Калитка открыта. По русской традиции двери в сени и калитки держали открытыми. Но если какие трещотки есть или как тут, болтало, надо обязательно звонить, уважить хозяев. Решившись, дёрнул за кончик. Болтало извергло глухой, неземной звук. Двор мгновенно ожил — раздался лай собак, прекратился стук молота. Вскоре услышал шаги, сопровождающиеся скрипом снега, увидел отсветы горящего факела. Тот, кстати, первым изгородь перелетел и грохнулся рядом со мной. Калитку отворил зверообразного вида кряжистый мужик в кузнечном фартуке на голом торсе. Увидев меня, он малость опешил. Неудивительно, представляю, как в этих шкурах с капюшоном выгляжу, да ещё с перевязанной, как у Чапая головой.
Кузнец так и стоял, нацелив на меня внушительного вида рогатину [2] с листовидным наконечником, смотрел, вылупив глаза, и молчал. И я молчал, и внимательно рассматривал этого человека: мясистый нос, длинные руки, бронзовая серьга в ухе, глубокого посаженные глаза, кучерявая борода по самые уши, а длинные волосы перехвачены узким кожаным очельем. [2] Колоритный персонаж, про таких говорят — поперёк себя шире. Ростом он мне не уступал. Рогатину держал профессионально. Шрам, рассекающий правое надбровье и щёку, как бы намекал, дядя о военном деле не понаслышке знает. Чтобы лишний раз не нервировать хозяина и малость разрядить обстановку, я скинул плащ и сказал, немногое что помнил из древнерусских приветствий, не забыв прежде приложить руку к сердцу и обозначить лёгкий поклон.
— Здрав буди, добрый человек! Мир твоему дому!
— Добры люди ночами в волчьих шкурах не шляются! — пробасил в ответ кузнец, придирчиво смотря на скинутый «плащ», а когда заметил пояс, уставился на него и «подвис». После паузы, переменившись в лице прислонил рогатину к частоколу, отошёл назад и, зеркально повторив мой жест, поклонился.
— Здрав буди, княже! Гой еси! Многие лета, — и в полупоклоне отвёл руку, приглашая войти. — Прости, что не признал. Проходи в дом. Уважи. Таким высоким гостям завсегда рады. Добрын я, сын Молчана, — продолжил кузнец после некоторой паузы.
Ну что? Зашифровался? Штирлиц хренов! Первый же встречный раскусил. Блин, да что же ему ответить? А не стал отвечать, только кивнул и направился следом, а что прикажете говорить, как представляться? Попаданец Иван Иванович Пупкин из XXI века, смешно.
Не дождавшись ответа, Добрын поднялся на крыльцо задал новый вопрос:
— Беда какая стряслась, али что?
Добрын распахнул дверь, что-то пробубнил, пропустил меня и зашёл следом. Бросился в глаза оберег при входе — кусок косы над косяком и добротный железный замок. Уже в сенях увидел справа и слева двери, которые шли в избы, в глухой подклет [2] спускалась небольшая лестница, тут же лестница вверх на второй этаж. Полы из расколотых на половинки бревен. Руку даю на отсечение, хозяин если не боярин, то купец. В любом случае, человек не бедный.
Добрын тем временем споро нырнул в левую дверь, а оттуда вернулся с похожим на него крепким парнем и миловидной женщиной средних лет, одетой в рубаху с косыми поликами, поневу, подпоясанную широким красным поясом, и покрывающим голову повойником. Живой музейный экспонат дополняло подвешенное на платке височное кольцо с колокольчиком и изящные бронзовые колты с выбитым древом жизни.
Оба синхронно поклонились.
— Здрав буде, княже!
— Мир
