своего дворца в 1181 году, они опять появились при дворе французских королей, но уже только в начале XIV столетия, и замечательным из них был Жофруа, шут Филиппа V Длинного.
Все шуты считались на королевской службе; эта должность редко оставалась вакантной, потому что шут составлял необходимую принадлежность всех празднеств и увеселений; на его обязанности лежало вызвать смех на устах как его господина, так и его гостей. Однако не сохранилось нигде имен всех шутов, бывших при особах французских королей. Только некоторые из имен сохранились или в придворных отчетах, так как шутам платили жалованье из королевских сумм, или в различных мемуарах и анекдотах. Мы займемся только описанием тех шутов, которые пользовались некоторою популярностью.
После Филиппа Длинного видно из отчетов, приведенных поэтом Дю-Френом дю-Канж в одной из его книг, что в 1327 году был при французском дворе шут Ролле или Роллье. Но нам также известно, что у Филиппа V Валуа было несколько шутов, одному из которых было поручено известить короля о крушении генуэзских кораблей, состоявших на службе Франции; это было в 1340 году, в начале Столетней войны.
Вероятно, также при особе Филиппа Валуа находился и шут Сеньи Иоган, которого Рабле назвал «глупая знаменитость Парижа, прадед Колльета» и о котором веселый кюре Медона рассказывает такой занимательный анекдот в книге III в главе XXXVII «Пантагрюэля»: «В Париже перед заведением одного жарильщика присел носильщик и стал есть хлеб, который, вероятно, казался ему очень вкусным с запахом дыма. Жарильщик ничего не говорил; но лишь только носильщик доел хлеб и хотел было уйти, как жарильщик схватил его за шиворот и требовал непременно, чтобы тот заплатил ему за жаренье. Носильщик стал доказывать, что он не причинил никакого убытка жарильщику и не тронул его мяса; дым все равно разнесся бы по воздуху, и он в первый раз слышит, что в Париже продается дым. Но жарильщик возразил на это, что он вовсе не желает, чтобы его дымом пользовался всякий носильщик и если последний не заплатит, то он отнимет у него его крючья. Носильщик поднял свою палку и стал в оборонительное положение. Произошел сильный спор. Сбежался народ со всех сторон. В толпе был также и шут Сеньи Иоган. Увидев его, жарильщик спросил у носильщика, не желает ли он, чтобы их рассудил Сеньи Иоган. Носильщик согласился. Когда шут выслушал причину их спора, то обратился к носильщику и попросил его вынуть из кошелька какую-нибудь серебряную монету. Носильщик исполнил его желание; тогда шут положил монету на левое плечо, как будто желая узнать, правилен ли ее вес, потом постучал ею по ладони левой руки, чтобы узнать, не фальшивая ли она; наконец, приставил ее к правому глазу, чтобы хорошенько рассмотреть отчеканенную на ней надпись. Толпа молчала и следила за движениями шута к великому отчаянию носильщика, который решительно не мог понять, что из этого выйдет. Затем шут поднял свой жезл, как скипетр, кашлянул раза два или три, постучал монетою о выручку жарильщика и сказал: «Суд постановляет, что носильщик, съевший свой хлеб под дымом жарильщика, честно расплатился с ним звуком своих денег, поэтому суд приказывает им разойтись по своим домам». Такое решение парижского шута показалось настолько справедливым, что все даже сомневались, чтобы и настоящие ареопаги могли бы решить так правильно подобное дело».
Господин Канель говорит, что первое указание на такое шуточное решение было сделано Жаном Андре, юрисконсультом XIV столетия, умершим в 1348 году. Следовательно, Сеньи Иоган жил в последние годы царствования Филиппа Валуа и, весьма вероятно, принадлежал к штату этого государя. Это не может казаться и удивительным, потому что двор Филиппа Валуа был одним из самых блестящих дворов того времени; там собиралось самое высшее дворянство; Фруассар [27] называл двор этого государя «самым рыцарским в мире» и короли Наварры, Майорки, Богемии и масса могущественных баронов проводили там время в пиршествах и турнирах. Конечно, для развлечения подобного общества требовалось много шутов.
Еще один шут, состоявший на королевской службе в последние годы царствования Филиппа VI, находился при дофине, впоследствии [известным как] Иоанн Добрый; этот шут назывался Иоган Арсемалль. Иган оставался при дворе и в следующее царствование и часто получал королевские подарки в виде одежды, костюмов, головных уборов, подбитых горностаевым мехом и пр. Вероятно, в благодарность за такие подарки Иган сопровождал своего государя в Англию после поражения при Пуатье в 1356 году. Несчастный государь взял с собою шута, чтобы иметь при себе человека, который развлекал бы его во время его плена, и потому он уговорил его ехать вместе с ним в Виндзор. Однако туманы Англии, казалось, повлияли на веселость шута; он постоянно болел в это время испытаний, что видно из отчетов расходов на короля Франции, где часто упоминалось о разных лекарствах, купленных у аптекаря-дрогиста в Лондоне для Игана-шута.
Иган Арсемалль имел товарищем при дворе Миктона или Миттона, которого содержал Иоанн, и платил ему из собственной шкатулки, хотя этот шут и состоял при особе дофина Карла.
Кроме Миттона, у дофина Карла, сделавшегося королем Карлом V Мудрым, было много других шутов. Если верить его биографу Христине Пизанской, то он очень любил брать к себе шутов и знал в них толк. Но этому государю можно было вполне извинить такое развлечение. Это была одна из самых критических эпох в истории Франции: Этьен Марсель покушался произвести революцию, потом позорный договор в Бретиньи, в силу которого Англия получила все земли на юге Луары; следовательно, управление Францией представляло столь тяжелое бремя, что тот, кому это было поручено, мог позволить себе некоторые развлечения. Вот что между прочим пишет Христина Пизанская: «Карл V, встав с постели и помолившись Богу, разговаривал со своими служащими; он был добрый и милостивый государь, так что даже самый последний из его придворных говорил с ним совершенно свободно».
Один из шутов Карла V был похоронен в Сен-Жермене Оксерском, его могила послужила образцом для могилы, устроенной позднее для Тевенена де Сен-Леже.
По всей вероятности, этот Тевенен был самым любимым шутом Карла V. После смерти этого шута король приказал сделать ему роскошный памятник в церкви Сен-Морис в Санлисе; этот памятник описал Соваль в своей книге «Парижские древности» [28]. Тевенен был изображен в костюме шута, в длинной одежде с капюшоном и в шапочке с кисточкой; в руке у него был жезл и два кошелька, привязанных к поясу. На камне была вырезана следующая надпись: «Здесь лежит Тевенен де Сен-Леже, шут короля, умерший одиннадцатого дня
