Он, Алексей Владимирович Волков, успевший навоеваться с немцами и в Первую мировую войну, и в гражданскую, и после, ясно видел и понимал, какую трагедию готовят фашисты народам Европы.
– Помнишь, Маркс сказал, что философы объясняли мир, а задача состоит в том, чтобы его изменить? – спрашивал Волков. – Но большинство людей думало, что единственный способ изменить мир – это его объяснить. Объяснить тихо, без шума, в надежде, что люди когда-нибудь образумятся. Чепуха! Нацисты прибегли к чудовищному обману своего народа. Они нашли демагогическое утешение каждому страждущему, к какому бы социальному слою тот ни принадлежал. Лавочнику обещают устойчивый доход, рабочему – работу, крестьянину – землю и рабов, промышленнику – защиту от красных, обывателю – мировое господство и власть над народами. Последнему бродяге они вдалбливают: ты немец, ты будешь господином!.. А маленький человек всегда нуждается в поводыре. Нацисты это знают и собирают вокруг себя мятущихся людей, дают им иллюзию поддержки и защиты. Именно иллюзию. Без страховки. Тот же Геббельс, когда фашисты еще рвались к власти, устраивал в Берлине массовые шествия безработных, разорившихся лавочников, бывших солдат. «Мы люди, а не собаки!» – такой плакат он нес над головой… Нацисты добились успеха потому, что обещают немцам чудо!
Павел слушал Алексея Владимировича не перебивая. Слова Волкова никак не вязалась с тем, что он видел в Берлине. Люди со свастикой на рукавах были любезны и предупредительны, полицейские вежливы. Столица рейха представлялась обычным городом – с приливами, когда люди спешили на работу, и отливами, когда они возвращались домой. Война с Англией напоминала о себе лишь тем, что на улицах встречалось много военных, жители получали карточки на продовольствие и табак, а по ночам, опасаясь бомбардировочных налетов, противовоздушная оборона проводила частичное затемнение.
В восточном районе Берлина было военно-инженерное училище, куда быхотел попасть Павел. Он попросил Волкова, если это возможно, устроить туда поездку. Немцы охотно выдали разрешение. Через день в точно назначенный час к пансионату подкатил «хорх», выкрашенный в серо-зеленый армейский цвет. Шофер-солдат услужливо распахнул дверцу. Из кабины вылез плотного сложения офицер с двумя четырехугольными звездочками на белых погонах. Офицер вскинул руку к козырьку высокой фуражки:
– Капитан Маркус Хохмайстер.
Павел представил Волкова. Правильное, чистое лицо немца осталось бесстрастным. Он снова козырнул и молча пригласил в машину. «Хорх» плавно набрал ход.
– Вы, очевидно, преподаете в училище? – спросил Павел, пытаясь разговорить молчаливого офицера.
– Нет, я занимаюсь другим делом, – ответил капитан.
– Ведете какую-то тему?
Хохмайстер несколько заинтересованно поглядел на Клевцова, но от прямого ответа уклонился:
– Мы все заняты работой.
«Хорх» несся мимо сплошных рядов коричнево-серых домов, готических кирх, особняков министерств и банков. В мощных репродукторах гремела опера «Золото Рейна» Вагнера. На брусчатой Остплатце пришлось остановиться. Дорогу преградили шеренги мальчиков в форме гитлерюгенда. Они походили на игрушечных солдатиков с аксельбантами, погончиками, черными петлицами и серебристыми, как у эсэсовцев, звездочками отличий на воротниках коричневых рубашек. Напряженно прижав руки к бедру, чуть подавшись грудью вперед, они глядели куда-то в сторону. Глаза горели восторженным блеском и делали всех – рыжих, русых, темных – похожими друг на друга.
Знаменосцы вскинули флаги с молниеобразной буквой «S» в белом круге – символом гитлерюгенда. Грянул оркестр. Длинный загорелый парень в шортах и белых гетрах, фюрер местной организации, выбросил руку, и тут Павел увидел вышедшего из огромного лакированного лимузина высокого молодого человека. В традиционном френче с золотым значком нацистской партии под клапаном левого кармана, в портупее и бриджах, он напоминал счастливчика-генерала, хотя на плечах не красовалось никаких отличий. На сытом белом лице играла улыбка, та поощрительно-самодовольная улыбка начальства, какая появляется при желании похвалить подчиненного. Он приподнял подбородок, поджал капризный рот. Начинающее полнеть тело дернулось, правая рука тренированно взлетела вверх.
– Хайль Гитлер! – разом выдохнули шеренги.
Барабанщики выбили дробь.
– Кто это? – спросил Павел, покосившись на окаменевшего от волнения Хохмайстера.
– Рейхсюгендфюрер Бальдур фон Ширах…
Ширах обошел строй, потрепал по щеке двух-трех мальчиков, снова вскинул руку, иопять шеренги прокричали «хайль». Потом он неторопливо уселся на заднее сиденье «опель-адмирала». Маленькие гитлеровцы с кинжалами на поясах под барабанный бой двинулись следом за машиной.
Площадь опустела. «Хорх» нырнул в улочку одно– и двухэтажных светлых домиков, обсаженных кленами и вязами.
– Как называется этот район? – спросил Павел.
– Карлсхорст, – ответил Хохмайстер одними губами.
Неожиданно показались высокие чугунные ворота. Шофер дал короткий гудок. Из проходной выскочил фенрих, нажал на кнопку электродвигателя. Черные створки легко раскатились по сторонам.
Училище размещалось в старых, кайзеровских времен, зданиях с метровыми стенами и узкими окнами. Стандартные, лишенные всяких украшений дома ограждали квадрат асфальтированного плаца. Поодаль стояло караульное помещение с гауптвахтой. Позади казарм зеленел большой парк. Нырнув под арку, «хорх» миновал озеро и подкатил к замку с двумя островерхими башенками по бокам. У подъезда Волков и Клевцов увидели группу офицеров в парадных мундирах. Немцы с интересом разглядывали гостей. Вперед выкатился маленький толстячок в витых золотистых погонах.
– Генерал Леш – шеф училища, – проговорил Хохмайстер и отступил шаг назад.
У генерала поблескивали хитрые глазки, румяные щеки выпирали над жирно лоснящимся крошечным носиком. «Экая симпатичная хрюшка», – подумал Павел. Не оставляя времени для перевода, Леш рассыпался в комплиментах, стал разглагольствовать о давней немецко-русской дружбе, начавшейся со времен Петра и Екатерины, о сотрудничестве в борьбе с английской плутократией.
Затем гостям показали классы и наглядные пособия. На полигоне позади парка провели учебный бой пехоты против танков. Внимание Павла привлекли одежда и обувь танкистов. Они были в черных куртках, свободных, сшитых по росту. Можно легко нырять в люк и выскакивать, ни за что не цепляясь. Высокие ботинки на трехслойной подошве не скользили по броне, нога хорошо держалась на педали сцепления, свободно сгибалась и чутко ощущала механизм управления.
