Вольные ребята привычно заняли свои места.
После получаса ожидания на дороге показался отряд, насчитывающий одиннадцать человек.
Впереди ехал всадник на гнедом коне. Семён безошибочно узнал в нем предводителя. Неновая, но добротная коробчатая кольчуга. К седлу приторочены лук и стрелы. Одежда простая, однако было видно, что человек не из бедных. Наибольший интерес вызвал меч. Меч — дорогой, с камнем на рукояти, в простых ножнах.
Булат?
Лицо воина было открытое, но очень сосредоточенное. Складка залегла меж бровей, словно тревожили его невеселые думы.
Разбойник наморщил лоб.
Да он совсем молод, просто выглядит старше своих лет. Семён уже повидал таких — рано повзрослевших и хлебнувших лиха.
Всадник повернул голову в сторону Семёна, всматриваясь в чащу, словно чуя засаду. У него был взгляд человека, много повидавшего на своем пути и ничего уже не боявшегося.
И конь и человек устали.
Этого нужно свалить первым, иначе наделает дел.
Семён краем глаза заметил, как Али рядом бесшумно натянул лук.
«Нет», — знаком показал Семён.
Воин почему-то вызвал у него симпатию.
«Я сам».
Разбойники дали отряду проехать немного вперед.
По знаку шайка набросилась на отряд. Ратники тут же заняли оборону, но силы были не равны.
Десятник оправдал ожидания Семёна. Пока он добрался до него, воин успел опрокинуть трех молодцов, спешивших его, обнажил меч и встал, ожидая нападения. Семён и не думал, что у него будет хоть шанс, если он схватится с десятником один на один. Подождав, пока добры молодцы снова накинутся на него, он зашел со спины и шарахнул дубцом по голове.
Воин упал как подкошенный.
Не слишком я его?
Семён опустился к нему проверить, жив ли.
Черные волосы разметались по снегу — шапка валялась рядом. Лицо побелело, но крови не было.
Ох, любят тебя, небось, девки за черные кудри.
Семён ухмыльнулся.
Шапка смягчила удар.
Ничего, оклемается. Только голова будет болеть.
Тихонько начал обшаривать бесчувственного десятника.
Так, что-то есть!
За пазухой был какой-то сверток. Достать было неудобно. Семён рванул ворот рубахи и запустил руку, выудив на свет завернутые в материю и перевитые грамоты.
Тю… не кошелек… жаль… а это что было?
Когда он шарил за пазухой, то почувствовал узлы шрамов на коже. Семён приподнял его за шиворот, открыв шею, часть груди и правое плечо. Правда, рассмотреть лучше мешала кольчуга.
Взгляду его открылись уже белые отметины.
Так, это копье вскользь, здесь меч, а это? Жарили тебя, што ль, вместо кабана?
Ребятки уже заканчивали с остальными. Брали живьем. Не любил Семён напрасно кровь проливать.
Подбежал Али.
— Нет обоза! Наши только что доложили. Ратники одни ехали.
— Сам вижу, дело дрянь. — Семён всерьез призадумался.
На кого же мы тогда напали?
— Ну-ка прочь! — прикрикнул он на одного из мужиков, заметив, что тот снимает кольцо с пальца десятника. — Потом с ним разберемся.
Здоровенный мужичина отпрянул от неожиданности.
— Теперь быстро все на наше место! — гаркнул атаман.
Никого не нужно было подгонять.
Связанных ратников посадили у костра. Десятник еще не очухался и лежал чуть поодаль. Семёну нужно было с ним потолковать.
Нет, очухался, виду не подавал, оглядывал всех из-под полуопущенных век. Хотел сперва разобраться что к чему.
Очень все это Семёну не нравилось. А больше всего его настораживал сам десятник.
Десятник?.. Может, сотник?.. А может, и воевода какой… Нет, для воеводы молод слишком, а сотник в самый раз.
Чуял Семён, что напал он со своей верной шайкой не на простой отряд. Приблизил он к себе и людишкам своим смерть лютую и неминучую.
Машинально потер шею.
— Ну как? Оклемался? — спросил он с издевкой.
Сотник лежал, не меняя позы и не подавая вида, что слышал вопрос. Темные глаза испытующе смотрели на разбойника.
— Да, — наконец разлепил он губы.
— Ну, и где обоз? — спросил Семён.
Было заметно, как сотник удивился этому вопросу.
Да, тут что-то другое.
— Какой обоз?!
— Купеческий! Какой еще! Где спрятали? — продолжал выспрашивать Семён.
— Кто мы и куда едем — это наша забота.
Разговор не клеился.
— Да вот, грамотки я у тебя забрал…
Сотник наконец вздрогнул, поднес руку к груди. «Проняло все-таки», — с удовлетворением подумал Семён.
— Не для нас писаны эти грамоты, — неожиданно сильным голосом сказал раненый, — а куда мы едем, знать тебе не положено.
— Может, все же расскажешь? Али помочь? Это запросто. — Семён как бы невзначай вынул нож и стал с задумчивым видом стругать подобранную рядом ветку — и не такие соловьями пели.
Он мог пугать обетный крест при дороге или мельничный жернов — результат был бы такой же.
— Не думаю, что у тебя получится, — ударение было сделано на слове «тебя».
Лицо сотника тут же приобрело отрешенное выражение. Он уже был готов ко всему.
Что же тебе пришлось пережить, если ты так просто готов принять любую беду?
Семён вздохнул.
— Верю. — Любопытство пересилило. — Кто так мастерски расписал твою шкуру?
Сотник помолчал, словно раздумывая, сказать или нет.
— Ранили в сече, потом татары в плену.
Семён нутром почуял, что это последнее, что он вытянет из ослабевшего от разговора парня. Все-таки зря он его так сильно стукнул по голове.
— Ладно, лежи, отдыхай, завтра договорим.
Все складывалось очень и очень скверно. Особенно Семён в этом уверился, когда дозорные доложили о большом отряде татар, двигавшемся в их направлении.
Смерть численника не забыта.
С одной стороны — князь, а с другой — татары. А посередине — Семён со своими молодцами. На них легче всего списать все беды. Как-то неуютно, пора уйти и затаиться.
Что и собирались сделать. Если б не обоз.
Засели, как всегда, у опушки, кто на деревьях, кто в буреломе, схоронились, слились с лесной чащей. Из-за поворота послышался скрип телег. Показался передовой дозор, а за ним и телеги обоза. Много телег, богатые купцы, а воев вроде как обычно.
Раздался пронзительный свист, и разбойники кинулись на обоз.
Дальше случилось непредвиденное: вой быстро развернулись и в ответ напали на вольных людишек. Семён не успел заметить, как неуловимо что-то изменилось, и вот хорошо вооруженные дружинники наседают.
Да и оказалось их больше, чем было на первый взгляд. Вой стали окружать. Семён пронзительно свистнул, давая сигнал к отходу. С обозом было не справиться.
