— Я всё равно не воспользуюсь ею. Отпущенное мне время я хочу прожить сполна и встретить смерть, как подобает человеку.
— Именно этого Кронне и опасался! Что же касается меня, то я не понимаю вас, просто не понимаю…
— Каждый живёт по-своему и по-своему умирает.
— У вас крепкие нервы. А мои, признаться… — от растерянности врач начал шарить по карманам, наконец вытащил портсигар и дрожащими пальцами прикурил сигарету. — Извините, что без разрешения, две-три затяжки меня успокоят… Простите, совсем не подумал, вы, верно, давно не курили? К сожалению, осталась только одна. Пожалуйста! Ах да, спички!
— Вот за это большущее спасибо, — ноздри Григория с жадностью втягивали запах табачного дыма, и он едва удержался от желания закурить тотчас. — С вашего разрешения спички оставлю у себя для последней затяжки…
— Конечно, конечно… — поспешно поднявшись, врач поклонился. — Не стану вам больше мешать. Моё почтение, герр Гольдринг!
— И моё тоже. Советую переменить место работы. С вашими гуманными взглядами…
— Да, да, это не для меня, никак не для меня… — Врач сделал вид, что не понял смысла, вложенного в последнюю реплику тем, кого он принимал за Гольдринга.
…Зажав сигарету между пальцами, Григорий подошёл к окну. Предрассветная мгла рассеивалась, и теперь хорошо был виден квадратный тюремный двор. Там, несмотря на такую рань, было необычайно людно. Солдаты в форме оккупационных войск перебегали от одной группки пленных к другой, два офицера нетерпеливо отдавали команды и снова возвращались к прерванному разговору, очевидно очень весёлому и далёкому от того, что здесь готовилось, ибо время от времени они разражались хохотом.
«Ещё несколько минут, и за мной придут, — подумал Григорий. — Не дадут, чёрт побери, закурить…»
Чиркнув спичкой, он зажёг сигарету и с наслаждением затянулся. Но табак был невкусный. Возможно, потому, что Григорий закурил после долгого перерыва. Натощак. Конечно, дело в этом. Вот и голова затуманилась, а руки и ноги отяжелели. Деревенеют и все. И в глазах темнеет…
Держась за стену, Григорий сделал несколько шагов в сторону койки и свалился на неё, как сноп.
Словно из далёкого далека донёсся до него звук шагов, показалось, что кто-то склонился над ним. Григорий попробовал открыть глаза, хотел проверить, явь это или сон, но приподнять веки не смог, как ни старался. Они словно налились свинцом. Потом исчезло и это желание. Он больше ничего не хотел и не чувствовал…
Капризны судьбы человеческие
Берта была в восторге от Севильи. Собственно, не так от самого города, с которым она ещё не успела ознакомиться, как от нового жилья. Подумать только! Вместо шаблонной берлинской квартиры в её распоряжении домик с патио, то есть внутренним двориком посредине, где среди вечнозелёных деревьев и пышных цветов неугомонно журчит фонтан, наполняя кристально чистой водой небольшой, выложенный мраморными плитами бассейн.
— Наш маленький эдем! — сказал Иозеф в день приезда, выйдя с женой на тенистую веранду. Она огибала домик со всех четырех сторон, замыкая патио.
— О! — только и могла воскликнуть Берта в изумлении.
— Скажи спасибо маврам за это чудо. Это их стиль сохранился в Севилье до наших дней. Местные жители очень любят патио и даже новые дома строят в стиле старинных мавританских.
— И все с фонтанами? — насторожилась Берта, которая уже привыкла к мысли, что владеет чем-то исключительным, особым.
— В большинстве, — улыбнулся Иозеф. — Но пусть это тебя не смущает, милая. Они не все действующие. Представь себе, значительная часть фонтанов снабжается водой из акведуков, построенных ещё во времена Юлия Цезаря, когда Севилья была римской колонией.
— Боже, какая старина!
— О, в Севилье ты наглядишься на неё вволю! Будет чем похвастаться перед завистливой Гретой Эйслер, которая считает, что я завёз тебя чуть ли не в ссылку. Один музеи чего стоит. Не зря испанцы говорят: «Кто не бывал в Севилье, тот ничего не видал».
— Я вижу, ты стал настоящим испанцем, Зефи!
— Пришлось. Не зная языка, я бы не смог ничего достичь.
— О, эта твоя работа! Я, должно быть, никогда не привыкну к тому, что должна носить здесь фамилию фрау Нунке! Да, а как будет с письмами? Не могу же я написать родным и знакомым…
— Письма будут приходить на другой адрес. Не волнуйся, я обо всём позаботился.
— Всё-таки я хочу знать, почему твоя фирма…
— Секреты экспорта и импорта, моя милая! Бывают случаи, когда приходится действовать через подставных лиц. И не мучь этим свою хорошенькую головку. У неё и так много хлопот: надо обставить наш дом, как положено богатому коммерсанту, позаботиться о твоих туалетах. Мне придётся завести обширные знакомства. Надо будет выезжать в свет, принимать у себя… Ты довольна?
Берта головой прижалась к плечу мужа.
— Разве ты не соскучился по мне, Зефи? Разве тебе не хочется хоть немного пожить вдвоём? Помнишь, как тогда, во время свадебного путешествия?
Иоэеф Нунке вспомнил поездку в Италию. Денег у них было в обрез, и молодожёны вынуждены были останавливаться во второразрядных гостиницах, где всегда остро пахло кухней, приходилось умываться из фаянсового таза, а бельё меняли раз в две недели. Берта была очень мила и делала вид, что её это ни чуточки не трогает, но он, Иозеф, нестерпимо страдал от чувства унижения, возникавшего всякий раз, когда приходилось отказывать себе в удобствах или невинных развлечениях. Именно там, в Италии, он дал себе слово во что бы то ни стало при первой же возможности выбиться в люди. Наследник обедневшего юнкерского рода, он по приезду домой с упорством и педантичностью возобновлял старые родственные связи и вскоре стал завсегдатаем нескольких небольших салонов, где собирались в основном военные, близкие к околоправительственному окружению, мечтавшие о реванше после позорного поражения в войне четырнадцатого года. Молодой энергичный офицер привлёк к себе внимание тем, что уже в те годы призывал готовиться к реваншу. Его заметили. Вскоре одно важное лицо из одного влиятельного учреждения предложило ему должность, солидный оклад и специальные премиальные за выполнение особо деликатных поручений. Одним из них и была поездка на продолжительный срок в Севилью, большой портовый город с артиллерийскими, авиационными, оружейными и патронными заводами. Так появился «коммерсант» Иозеф Нунке — человек богатый, светский, любезный, которого охотно принимали в обществе.
— Ты не отвечаешь, Зефи?
— Прости, дорогая! Я вспомнил о нашем свадебном путешествии. Я не мог тогда предоставить тебе всё, что хотел. Зато теперь…
