Менедем указал на красноватую грязь, прилипшую к основанию черепа.
— Вот, видишь? Череп вовсе не вырезан из камня. Он долгое время пролежал в земле.
— Что ж, может быть. — Соклей попытался соскрести пальцем грязь.
Но грязь не хотела соскабливаться. Он даже сломал ноготь указательного пальца и был вынужден обкусать остаток ногтя, чтобы как-то его подровнять.
— Это не грязь. Это камень, — заявил Соклей и снова попытался поскоблить череп, на этот раз более осторожно, указательным пальцем другой руки.
Немножко красного отошло, но совсем немного.
— Мягкий камень-песчаник, но тем не менее камень, вне всякого сомнения.
Менедем протянул руку, поскоблил сам и кивнул.
— Ты прав. Сколько же времени череп должен был пролежать под землей, чтобы в него вросли кусочки камня?
— Даже не буду гадать, — ответил Соклей. — У Геродота сказано, якобы египтяне утверждают, что их цари и жрецы вернутся через триста сорок одно поколение, что составляет более одиннадцати тысяч лет. В любом случае, это уйма времени.
— Вероятно. — Менедем тихо присвистнул. — Больше одиннадцати тысяч лет? Это очень много. Со времен Троянской войны не прошло ведь еще и одной тысячи лет, так? Уж ты-то знаешь такие подробности.
Прежде чем Соклей успел подтвердить, что со времен Троянской войны и вправду не прошло даже девятисот лет, не то что тысячи, местный торговец поинтересовался:
— Так сколько вы заплатите мне за череп грифона?
Соклей хотел было спросить, а сколько он за него хочет, но Менедем со смехом ответил:
— О мой дорогой, на старые кости интересно взглянуть, но я не думаю, что мы захотим их купить. На что, во имя богов, эта штука сгодится? Разве что послужит самым диковинным украшением андрона? А вот львиные шкуры, которые ты продаешь, и еще шкура… тигра, ты так называешь этого зверя?., вот об их покупке с тобой интересно было бы потолковать.
— Менедем, — сказал Соклей.
Но двоюродный брат не обратил на него внимания. Прямо на глазах Менедем превратился в торгаша. Исследовав шкуры критическим взглядом, он огорченно поцокал языком.
— Я бы заплатил больше, если бы здесь не было кое-как залатанной дыры. Сюда ткнули копьем, я полагаю?
— Менедем! — снова окликнул его Соклей, на этот раз погромче.
Он решил, что в следующий раз выкрикнет имя двоюродного брата во все горло. Но, к его удивлению, Менедем соизволил обратить на него внимание.
— Да? В чем дело, почтеннейший? Тебе что-то нужно? — Менедем был воплощением чуть рассеянного добродушия.
Соклей взял его за руку.
— Отойди на минутку в сторону, будь так добр.
Он отвел брата туда, откуда местный торговец не смог бы их услышать, и только тогда тихонько сказал:
— Мне нужен этот череп.
— Что?
Как Соклей и рассчитывал, с Менедема мигом слетела вся его рассеянность.
— Зачем он тебе? Что ты будешь с ним делать?
— Возьму в Афины, — не задумываясь, ответил Соклей. — Я бы хотел, чтобы Теофраст и другие философы Лицея, а также Академии посмотрели на него и как следует изучили. Большинство философов всегда полагали, что грифоны — мистические твари, вроде кентавров или циклопов. Но это, — Соклей не показал на череп, боясь выдать торговцу, как сильно хочет его заполучить, — это докажет, что грифон так же реален, как и лошадь. Разве ты не видишь, насколько это важно?
— Может быть, — сказал Менедем. — Зато чего я не вижу — это каким образом мы сможем с его помощью заработать деньги.
«К воронам деньги», — хотел было уже сказать Соклей, но удержался. Звон серебра значил для его двоюродного брата куда больше, чем безжалостный зов любопытства.
Поэтому Соклей выбрал другой путь, заявив:
— Мы могли бы заставить Лицей и Академию торговаться друг с другом из-за черепа.
— Ты думаешь? — Менедем заинтересованно вздернул бровь.
— А почему бы и нет? — ответил Соклей. — Ты полагаешь, философы меньше жаждут славы и меньше хотят обставить конкурентов, чем простые люди?
— Ну, это тебе лучше знать, — заметил Менедем. — Я в философах не разбираюсь.
— Мой дорогой, ты и понятия не имеешь, какие они, — сказал Соклей. — Когда я был в Афинах, некоторые философы из Академии устраивали нам, учившимся в Лицее, такое…
— Небось вы тоже в долгу не оставались? — проницательно спросил двоюродный брат.
— Ну что ты, — с самым невинным видом ответил Соклей. — Но вот что я тебе скажу: если ты купишь эти шкуры — а я думаю, ты сможешь на них заработать, — то во что бы то ни стало купи и череп тоже!
— Что ж, посмотрим, что тут можно сделать, — сдался Менедем. — Но учти: если торговец запросит за него пару талантов, философам придется обойтись без черепа грифона, потому что я не верю, что они смогут предложить нам такие деньги. А теперь иди обратно и займись товарами, которые мы принесли на агору: мы же не хотим потерять своих покупателей. А я позабочусь о торговце. Давай, иди.
Соклей нехотя ушел.
Ему хотелось остаться и самому принять участие в торге, ведь Менедем, в конце концов, не был так уж заинтересован в приобретении черепа грифона. Но спустя мгновение Соклей понял: если он уйдет, его двоюродный брат получит преимущество — ведь если начнет торговаться он сам, продавец наверняка заметит, как ему хочется получить череп, и соответственно поднимет цену. Что может лучше защитить от вымогательства, чем безразличие?
* * *
К удивлению Соклея, первый же подошедший к нему житель Кавна и впрямь оказался заинтересован в покупке — не краски и не благовоний, а папируса и чернил. Соклей очень быстро продал ему два горшка чернил и три свитка папируса, каждый по двадцать листов. Сделка принесла пятнадцать драхм.
— Зачем ты это покупаешь? — спросил Соклей у местного.
— Я собираюсь скопировать городские законы, — ответил тот. — В настоящее время они разбросаны по всему Кавну, вырезанные на камне или написанные на деревянных табличках. Если бы все законы хранились вместе, мы смогли бы обращаться к ним по мере надобности, а если записать их на папирусе, они не займут много места.
— Это будет… — Соклей поискал нужное слово и нашел подходящее: — Это будет эффективно. И в самом деле очень эффективно.
— Мы живем в новом мире, — серьезно проговорил местный. — Если мы не будем изменяться, следуя веяниям времени, мы погибнем.
Очень довольный собой, он ушел с площади, неся свои покупки.
Соклей расхваливал достоинства пурпурной краски, благовоний, папируса и чернил — если ему удалось продать что-то одному человеку, он вполне мог продать что-то и другому, — но все время поглядывал на Менедема и продавца шкур. Оба возбужденно жестикулировали, но, к раздражению Соклея, были слишком далеко, чтобы он мог услышать их разговор. Потом какой-то тучный мужчина осведомился насчет благовоний, и Соклей перестал следить за торгом на другом конце агоры. Вскоре он выяснил, что его покупатель содержит бордель.