Аристоник, взяв с римского консула слово даровать жизнь его подданным, сам, добровольно вышел из крепости.
Одни, воспользовавшись этим, сумели бежать и, скрывшись в горах, продолжили борьбу.
Другие, в числе которых был и Эвбулид, оказались в плену. Сначала их бросили в мрачные подвалы римской тюрьмы, а затем вместе с сокровищами Атталидов провели в триумфе победителей по улицам Рима.
«Ио (ура), триумф! Ио, триумф!» — ревела по обеим сторонам, как казалось ему тогда, бесконечная римская толпа.
Но, как всегда, всему не свете бывает конец.
С триумфа их повели обратно в тюрьму, где в тот же день, по приказанию сената, удавкою палача был задушен Аристоник.
Возможно, та же участь ждала и Эвбулида, как одного из руководителей восстания. Но его неожиданно вытащили наверх и сказали, что он, как раб, отдан в качестве военной добычи одному из героев этой войны, по его настоятельной просьбе…
Эвбулид поднял глаза на своего нового хозяина и не знал радоваться теперь ему или огорчаться.
Это был — Квинт Пропорций…
Квинт, как и подобает центуриону, сразу умело определил дистанцию между собой и своим бывшим боевым другом.
— За то, что ты освободил меня из плена, я сохранил тебе жизнь. А вот долг, который ты взял у меня в Афинах, отработаешь в качества раба. Для начала будешь сопровождать меня в небольшом морском путешествии.
Однако неожиданный шторм спутал все планы Квинта и превратил легкую поездку в Сицилию в долгое скитание по морю без парусов и якорей.
Несколько суток, их, изнемогавших от жажды и голода, носили вдали от земли высокие волны.
Все кончилось тем, что они стали легкой добычей киликийских пиратов.
Первым ворвавшись на палубу их корабля они скрутили попытавшегося, несмотря на слабость, оказать сопротивление Квинта. Затем принялись и за остальных.
Почти не удивляясь превратностям судьбы, Эвбулид покорно позволил связать себе руки канатом. Выкупа ему ждать было не откуда. Работать, чтобы освободиться самому, как это некогда сделал кузнец Сосий, он больше не мог. Он хотел броситься в волны, чтобы скорая смерть освободила его он нового рабства, как вдруг звонкий молодой голос заставил его вздрогнуть и неверящим взглядом впиться в стройного юношу, который смотрел на него со страхом и радостью.
«Отец!» — снова, лучшей в мире музыкой, прозвучал этот голос, и тогда он, веря и не веря самому себе, прошептал:
«Д–диокл?..»
Да, это был его сын.
Потом они долго сидели в тени паруса и больше смотрели друг на друга, чем разговаривали. Виной всему был Диокл. Он то и дело отводил глаза и шмыгал носом.
Понимая его состояние, Эвбулид стал оглядываться по сторонам, и вдруг брови его узнавающе дрогнули:
— Постой… — пробормотал он. — А как называется ваш корабль?
— Горгона! – с гордостью ответил Диокл.
— Ну да, конечно!
Эвбулид покосился на капитанский помост и показал глазами на черноволосого пирата со жгучим взглядом:
— А капитаном у вас случайно не Аспион?
— Да! А ты что, знаешь его?
— Мне ли его не знать… Ведь это же он тогда взял меня в плен с нашими рабами–сколотами…
Аспион, разумеется, не узнал в подведенном к нему Диоклом того самого эллина, с которым свела его однажды судьба. Но, услышав, при каких обстоятельствах они познакомились, и кто он, благожелательно заметил:
- Очень хорошо! Знай я это тогда, не то, что выкупа с тебя бы не запросил, а сам еще дал денег за такого сына!
Оказалось, что Диокл, бежав из дома, пристал к пиратам и дважды успел отличиться. Первый раз — в жестоком бою с правительственным флотом, посланном архонтами Афин, тогда он ухитрился перебраться на вражеский корабль и прорубить его дно топором. А второй – спас самого Аспиона, когда того во время шторма смыла за борт крутая волна…
С тех пор главарь души не чаял в Диокле и, как догадался Эвбулид, его сын был здесь вторым, после него, человеком…
- Как сестры, как мать? – вернувшись под тень паруса, принялся пытать он Диокла.
Но Диокл уклонился от прямого ответа и, прижав ладонь к груди, попросил:
- Отец! Расскажи мне лучше про свой триумф!..
- Какой еще триумф? – не понял Эвбулид.
- Тот самый, о котором ты обещал мне рассказать в Афинах, когда убегал догонять рабов! Я столько лет мечтал об этом. И до сегодняшнего дня верил, что это когда–нибудь произойдет!
- Ну, хорошо, ладно…
Эвбулид давно уже забыл о том, что обещал рассказать сыну о своем первом триумфе, в котором они участвовали вместе с Квинтом на правах победителей над Карфагеном. И поэтому начал с другого, что был еще совсем свеж в памяти. Точнее с того, что предшествовало ему…
Чем дольше рассказывал Эвбулид, тем крепче сжимались кулаки Диокла. Наконец, он не выдержал и бросился с ними на Пропорция.
Римлянин даже не сопротивлялся.
Насытив свою месть, Диокл оглянулся и, не скрывая слез, прокричал:
— Отец! Все теперь позади! Отныне он сам станет твоим рабом! Твоим слугою… Нет! Гребцом на «Горгоне»! В моем подчинении! Ты же ведь — добрый!..
- Я давно уже не добрый, сынок! – вздохнув, отозвался Эвбулид. – И, хоть от этого человека пошли все мои беды, заклинаю тебя Небом и Землею. Только не превращайте его в раба. Все, что угодно, только не рабство!..
Диокл долго–долго смотрел на отца. Наконец, глаза его нехорошо блеснули.
- Все, что угодно? Ладно, пусть остается свободным квиритом!
Он прошел к Аспиону и принялся что–то порывисто объяснять ему.
Капитан знакомо для Эвбулида соединил пальцы рук и одобрительно кивнул Диоклу:
- Молодец! Это будет очень хорошо! И – справедливо!..
Не прошло и минуты, как все свободные от матросской работы пираты бросились к побледневшему, но не сделавшему даже шагу назад, Квинту.
Эвбулид закрыл глаза, думая, что они прямо тут, на месте растерзают его.
Но те вместо этого, вдруг попадали на колени и стали ползать перед римлянином по палубе, громко крича:
- Достопочтенный квирит!
- Прости нас за то, что мы осмелились плыть с тобой на одном корабле!
- Мы недостойны такой чести!
- Умоляем тебя, оставь нас!..
Тем временем, Диокл с помощником спустил трап прямо в открытое море и красноречивым жестом показал на него Квинту.
Один из пиратов подтолкнул того:
- Что, благородный квирит, тебе помочь?
- Прочь! — брезгливо передернул плечом Пропорций и, властно глядя поверх голов пиратов, коротко бросил: — Я — сам.
Затем он невозмутимо прошел по образовавшемуся перед ним живому коридору к борту и, с гордо поднятой головой спустившись по трапу, навсегда погрузился в высокие волны…
