Тангейзер остановил друга.
— Побереги его, старина.
— Я зашел так далеко не для того, чтобы утонуть, как подстреленный матрос.
— Я тоже.
Они сидели на носу баркаса, перед ними устроились пять братьев из Арагонского ланга, одетые в полный боевой доспех. Кавалер Иероним Айгабелла из Героннского монастыря был их командиром. Тангейзер вцепился в него, и Айгабелла, человек с пронзительным лицом фанатика и глазами: черными и блестящими, как стеклянные бусины, повернулся к нему.
— Прикажи своим братьям пересесть на корму, чтобы их вес задрал нос баркаса. — Тангейзер указал и обрисовал руками. — Затем пусть рулевой правит в середину борта турок по касательной. Ты меня понимаешь?
Айгабелла заморгал, посмотрел на воду, оценивая план Тангейзера.
— В последний момент, по твоему приказу, наши гребцы должны будут убрать весла, — сказал Тангейзер. — Длинные весла турок образуют для нас пандус, по которому мы перелетим, они перевернутся и окажутся у нас в кильватере.
Айгабелла выслушал все и посмотрел на него. Он, кажется, сомневался.
— Либо так, либо они нас перестреляют, — сказал Тангейзер. — Если мы слишком замедлим ход, чтобы схватиться врукопашную, они выкосят нас продольным огнем, от носа до кормы.
— Да, — сказал Айгабелла.
Он отдал приказ своим рыцарям и возглавил пошатывающуюся и громыхающую процессию, которая отправилась на корму. Мальтийский кормчий, задающий ритм размеренным, просоленным голосом, и без того уже выжимал из гребцов все. Их шумные выдохи вторили позвякиванию уключин и плеску воды, окатывающей борта при каждом взмахе весел. Если кому-то предстоит совершать на море безрассудные маневры, подумал Тангейзер, пусть на руле будет мальтиец — лучшего и желать невозможно. Пока он доставал свое нарезное ружье, баркас изменил курс и несся на турецкое судно, которое было теперь всего в двух сотнях футов впереди. Они с Борсом сидели одни на самом носу и прекрасно видели турецких мушкетеров, которые силились перезарядить ружья на ограниченном пространстве и при килевой качке. Все они были одеты по-разному, и их было десятка четыре. Они обменивались взволнованными возгласами, увидев, как нос лодки христиан взбивает пену на серебристой поверхности моря; паника усилилась, и ряды стрелков смешались, когда гребцы оттолкнулись веслами от воды.
— Корсары! — произнес Борс. Он раздул запальный фитиль, который теперь светился яростным желтым огоньком. — Приятно испробовать на них корсарский прием.
— Их рулевой, — сказал Тангейзер. — Ты его видишь?
— Отлично вижу, — ответил Борс.
Борс уперся ногой в банку, поставил локоть на колено и прижал к плечу приклад. Переждал два взмаха весел, чувствуя всем телом, как поднимается и опускается нос судна. Когда нос поднялся в третий раз, он положил палец на спусковой крючок и держал неподвижно, поднося к полке запальный фитиль. Длинный ствол вздрогнул и грохнул, Тангейзер пригнулся под дымовой завесой, чтобы увидеть, что получилось. Мусульманский рулевой свалился со своего места и исчез в мглистой тьме за кормой.
— Прямо в грудь, — хмыкнул Борс. Он поцеловал обрызганную водой сталь мушкетного дула. — Боевое крещение для моей красавицы. Самый первый выстрел. Я буду звать ее Саломеей, в честь Иоанна Крестителя. Саломея ведь была грязной мусульманкой, верно?
— В те времена еще не было мусульман, — сообщил ему Тангейзер. — И всего с дюжину, или около того, христиан.
Борс воспринял это как шутку.
— Но потаскух-то было в избытке, хотя бы в этом можно быть уверенным.
Тангейзер прицелился, наблюдая, как гребцы корсаров пытаются войти в ритм и увести свое судно от их баркаса. Алжирцы пребывали в смятении. Чтобы развернуть нос, им требовалось отгрести назад и положить право руля, но без рулевого, который правил бы судном, среди них главенствовала паника. Кто-то бросился к румпелю, и Тангейзер, который ждал этого движения, выстрелил в унисон со взмахом весел; человек упал под ноги товарищам, кашляя кровью. Теперь столкновение было неизбежно. Тангейзер положил ружье поперек банки, сунув под бедро в надежде уберечь от воды замок, схватился обеими руками за борта, упираясь ногами, и приготовился к худшему. Борс повесил запальный фитиль, до сих пор тлеющий, на голенище сапога и последовал его примеру. В них полетели стрелы, которые, задрожав, засели в корпусе. Судно преодолело последние сто футов на пугающей скорости — теперь их ничто не могло остановить. Ряд мусульманских весел уходил в воду перед ними. Баркас вылетел из воды. Айгабелла заревел, Тангейзер услышал грохот весел в уключинах, когда гребцы разом вытянули их.
Оскаленные зубы корсаров, судя по виду алжирцев, сверкали. Раздалось с дюжину беспорядочных мушкетных выстрелов. Затем дерево треснуло и застонало, Тангейзер вцепился в борта, спасая свою жизнь, когда нос перед ним задрался, а его сердце ухнуло вниз, и все, что он мог разглядеть, — промельк звездного небосвода. Послышались крики, проклятия, шум воды, когда они протаранили корсаров. Сердце Тангейзера поднялось на свое место, а нос баркаса резко опустился к воде. Он промок насквозь, когда вода потоком хлынула через борт. Затем они снова выровнялись, качаясь и дергаясь, но оставаясь на плаву. Тангейзер услышал, как встают на место весла, выравнивая судно. Он обернулся.
У них в кильватере болтался на волнах перевернутый корпус корсарского баркаса. Вокруг него плескалось множество испуганных людей, которые разевали рты и взмахивали руками. Оставшиеся в живых христиане с первого баркаса издали ликующий крик. Айгабелла приказал рулевому обогнуть мусульман, команда поднялась со своих банок, словно гарпунщики смерти, и, пока оставшиеся на поверхности алжирцы бормотали свои последние молитвы, мальтийцы прикончили их, всех до единого, лопастями весел.
* * *
Когда они прибыли в док форта Святого Эльма, Тангейзер был невыразимо счастлив снова ощутить под ногами твердую землю. В небе позади нависающих над ними крошащихся останков крепости мелькали злобными желтыми всполохами выстрелы. Огромные куски кладки были отколоты от парапетов и валялись, наполовину осыпавшиеся, у подножия голой скалы, на которой была возведена восточная стена форта. Новых защитников форта приветствовали тепло, но кратко, и они тут же пошли вверх по ступенькам вслед за Айгабеллой и его братьями. На твердой земле рыцари в тяжелых доспехах двигались проворно, словно козы. Тангейзер помахал увязанными в тюк шлемом и кирасой, которые не стал надевать в лодке из боязни воды.
— Если мы собираемся лезть в драку, мне хотелось бы запаковать шкуру в большее количество стали.
