— Начнем с того, что если бы твой драный ублюдок-папаша не был бы пиратом и убийцей, мне не пришлось бы распинать его, — ухмыльнулся Макрон. — По делам и честь, не так ли, солнышко?
На мгновение черты Аякса исказила жгучая ненависть. Наконец он со свистом втянул в себя воздух и, скрывая чувства, медленно улыбнулся:
— А знаешь что, Макрон… Я как раз подумал, что лично займусь вбиванием гвоздей в твои руки и ноги. Мне кажется, что это занятие будет приятным…
— Неужели ты держишь нас в клетке ради такого примитивного удовольствия? А я-то думал, что ты захочешь использовать нас в качестве заложников.
— Ну да, я и сам так думал сначала. Однако отец этой девицы решил, что неразумное упрямство дороже ему отеческих чувств. Но теперь я располагаю заложниками, неизмеримо более ценными, чем вы оба. — Аякс чуть повернулся и указал на захваченные корабли. — Теперь я могу или накормить Рим, или заставить его умирать с голода. Как только император узнает, что я захватил хлебный флот, ему придется вступить в переговоры со мной.
Теперь издевка прозвучала уже из уст Макрона:
— А с чего это ты решил, что он станет утруждать себя общением с тобой? Выход из бухты караулят римские военные корабли. Торговые суда не смогут пройти мимо них, а если они останутся в заливе, ты не сможешь защитить их. Флотские выждут нужный момент, без смущения войдут в бухту и отберут у тебя хлебные корабли.
— Ну да? Ты, должно быть, решил, что я родился только вчера, — с насмешкой бросил Аякс. — Эти твои триремы не посмеют войти в бухту, потому что в тот самый момент, когда они сделают это, я прикажу сжечь хлебный флот. Так что, мои дорогие друзья, ситуацию можете оценить сами. Я держу вашего императора за яйца. Увы, как ни прискорбно, этот факт превращает вас всего лишь в мелкую подробность, в развлечение… И то время, когда вы больше не потребуетесь мне, уже не за горами.
Когда колонна завершила четвертый дневной переход, Катон приказал, чтобы лагерь поставили на высоком берегу над Оло. Спустившись немного по склону, ауксиларии образовали заслон, под прикрытием которого легионеры избавились от походной ноши, взяли кирки и лопаты и принялись вгрызаться в каменистую почву. Под жарким солнцем работа казалась особенно тяжелой после утомительного дневного перехода, однако в походе она составляла часть ежедневного распорядка дня, и легионеры делали свое дело старательно, хотя и не без ворчания. К тому времени, когда солнце опустилось на западе за холмы, лагерь окружал ров, за ним выросли вал и частокол, вполне достаточные для отражения внезапного нападения.
Как только строительные работы были закончены, в лагерь созвали ауксилариев, и римское войско устроилось на ночлег. Ночь выдалась безлунная, и хотя звезды слепили своим блеском, окрестности окутывала тьма. Памятуя о стремлении врага перехватить инициативу, Катон удвоил стражу и выставил к палисаду целую когорту, наблюдавшую за подходами к лагерю. Вдвоем с Фульвием они проинспектировали всю оборону и только после этого возвратились к себе, в шатры, находившиеся в самом центре лагеря, на небольшой горке, поднимающейся над валом и открывавшей вид на вражеский стан. Костры мятежников широкой дугой обрамляли темные воды залива, размером своим посрамляя аккуратный стан римлян. На море поблескивали три фонаря — три триремы караулили выход из залива. Остальной флот находился в уютной гавани в нескольких милях к северу, и Катон послал за командовавшим кораблями навархом, пригласив его на следующий день явиться с отчетом.
— Что-то многовато этого сброда, — пробормотал Фульвий, обозревая вражеский стан.
Катон пожал плечами.
— Не столь уж важно, сколько их там. Наши люди лучше, а позиция — выгоднее. Если они нападут, им придется подниматься по склону, после чего преодолеть ров и палисад. Наши люди расправятся со всяким, кто сунется к ним, если дело дойдет до рукопашной.
— Надеюсь, что ты прав, господин, — пробормотал Фульвий. — Но что мы имеем сейчас? Полное равновесие… тупик? Мы можем отразить любую атаку, однако, скорее всего, нам не хватит сил, чтобы захватить их лагерь.
— Мы располагаем позиционным преимуществом и перекрыли единственную дорогу, ведущую от Оло внутрь острова. Флот перекрывает доступ в море, рабы находятся в ловушке. Наша главная проблема заключается в снабжении водой и провиантом. Наших запасов хватит еще на пять дней, после чего придется посылать за припасами людей и возы в Гортину. У мятежников такой проблемы не будет, так как они захватили хлебный флот. Располагая им, они не будут нуждаться в еде много месяцев. Учитывая текущие с гор ручьи, они не будут испытывать и нехватки воды. Тем не менее ситуация такова, что теперь их очередь сидеть в кольце осады.
Охваченный сомнением Фульвий указал на холмы, окружающие залив.
— Если они захотят уйти, то могут сделать это достаточно просто.
— Если захотят. Но зачем им уходить? Здесь у них телеги и возы с добычей, здесь хлебный флот. То есть единственный шанс договориться с Римом. Вот почему Аякс не покинет эти корабли. — Умолкнув, Катон обозрел линию факелов, отмечавшую частокол, защищавший вытащенные на берег корабли. — Нам надо найти способ отогнать мятежников от кораблей. И действовать придется без промедления. Хлебный флот и так запоздал. Скоро имперские кладовые опустеют, и Рим окажется в тисках голода. Словом, если мы не сумеем вовремя освободить корабли…
Катон отвернулся и направился в свой шатер. Фульвий поскреб щеку и после недолгого раздумья последовал за командиром. Оказавшись в шатре, Катон расстегнул застежку плаща и швырнул его на постель. Положенных старшему офицеру удобств в его палатке нельзя было увидеть, так как в Гортине их неоткуда было взять. Потом, отправляясь преследовать взбунтовавшихся рабов, Катон в последнюю очередь думал о себе, и поэтому в шатре был только походный стол и несколько сундуков, в которых хранились платежные ведомости, рапорты о численности находящихся в строю и чистые восковые таблички. Зевнув, он расстегнул пряжки на своем обмундировании, стянул с себя через голову кольчужный жилет и опустил снаряжение на землю. Марш под жарким солнцем и усталость одарили его головной болью, и он отказался от предложенной Фульвием чаши вина, налитой им из кувшина, оставленного кем-то из приставленных к командирам слуг.
Пожав плечами, Фульвий налил себе вина почти до краев кубка и со вздохом опустился на сундук.
— Итак, что мы теперь будем делать?
— Сегодня ночью уже ничего не придумаешь. А завтра разведаем вражеский стан и посмотрим, нет ли в нем какой слабости, которой можно воспользоваться.
