— Вот попался. Страшный какой, хилый, а все туда же — в драку лезет.
Бал-Гаммаст пригляделся. Перед ним стоял худой, грязный, вонючий старик с лицом безумца. Что-то знакомое привиделось царю в искаженных злобой чертах.
— Как тебя зовут? Старик молчал.
— Балле, пленные говорят, что этот пузырь на жидком навозе именуется «князь Намманкарт».
— Нет. Нет, Медведь. Нет.
Бал-Гаммаст шагнул вперед и положил руку на плечо старика. Тот вздрогнул и закричал:
— Не я, так другой пришибет тебя, щенок!
Царь урукский отнял руку, поднес ее ко рту и укусил до крови. Пратт было сделал движение — заткнуть рот пленнику, но Бал-Гаммаст жестом запретил ему это. На удивление всем, царь заговорил спокойно и холодно:
— Я узнал тебя, Халаш, тебя, твою душу и всю твою жизнь. Как же ты постарел… Прав был отец, ты — то, чему не следует плодиться. Но мне этот уже не отобрать у тебя. Барс раздавил мокрицу, а я брезгую испачкаться о ее труп…
— Убить его! — крикнул Энкиду.
— Убить! — вторил ему Дорт.
— Да, он достоин смерти. И пусть шарт составят приговор по всем правилам: царь Бал-Гаммаст осудил Халаша из Ниппура, мятежника и душегуба, на смертную казнь.
— Балле! Ты ж его… не хотел… вроде бы…
Халаш презрительно скривился:
— Мне ли бояться смерти?! Презираю тебя и твой ядовитый род. Ты — то, чему не следует жить, щенок.
Бал-Гаммаст продолжил так же спокойно, шик и начал:
— …А после того пусть составлен будет иной приговор. Царь Бал-Гаммаст помиловал смертника Халаша из Ниппура и вернул ему половину жизни, но половину заберет себе вместе с именем его,
— Как это, брат? Это… это… что?
— Это древняя казнь. Последний раз мой прадед, государь Кан II по прозвищу Хитрец, лишил имени одного предателя и мерзавца. Почти сто солнечных кругов назад… Теперь я Медведь, вот перстень с моей левой руки, пусть его накалят на огне и приложат к середине лба… этому человеку. Там останется два знака: «Нет имени». Потом он может идти куда пожелает.
— О-ох брат… и что? И все? Он уйдет, злой, хитрый… Потом вернется.
— Львы не едят мокриц.
— Эй, ты, отродье мертвеца, чарь-червяк, убей, прикончи же ты меня! Этот твой… скот… он прав. Я вернусь, я заберу твою жизнь, я еще заберу жизни твоих детей и твоих друзей! Мне твоя милость неприятна.
— Милость, душегуб? Ну нет. Теперь ты будешь чужаком для всех на земле Алларуад и даже не сможешь явиться сюда как гость. Только как враг. Никто не приютит тебя здесь.
Халаш засмеялся. Он смеялся долго, заливисто, а вокруг него стояли в молчании воины Царства.
— Ты! Царь-червяк, царь-щенок, царь-вонючка! Знаешь ли, какой подарок сделал ты мне сегодня? Мою жизнь, а вдобавок — свою собственную.
— Не стоит бояться даже сотни тысяч таких, как ты. Если бы мне пришлось выбирать: лишиться жизни или проявить страх, стоя в одиночку против целой армии Халашей, я выбрал бы смерть.
— Когда-нибудь проверим, пачкун.
— Уведите его.
Войско строилось на дороге к Уруку. Пратт как следует поупражнялся со своими бровями, и, когда он подошел к царю, брови тысячника за все лицо говорили: речь пойдет о несущественных мелочах, тут и беспокоиться-то особенно не о чем, так, пустячишко.
— Э-э, Балле, Творец знает, я незлой человек… Но такую пакость надо бы пришибить. По-тихому. Я живо пошлю пару людей, никто ничего…
— Нет, Медведь. Я брезгую.
* * *
В старый Урук Бал-Гаммаст въехал впереди войска. Его встречал весь город. Люди улыбались, люди выкрикивали его имя. Кто-то бросал ячменные зерна под копыта царскому коню. От толпы урукцев отделился старый Хараг. Он поднял руку, и этого оказалось достаточно, чтобы шум стих. Хараг медленно поклонился в пояс и, выпрямившись, проговорил:
— Город и земля благодарят тебя, государь.
— Я… благодарю город и землю! — ответил Бал-Гаммаст.
Толпа вновь загомонила. Хараг подошел к царю и встал рядом, по правую руку. Слева встал Дорт. Из людской гущи раздалось одинокое:
— Копье Урука…
Два или три голоса подхватили:
— Копье Урука! Копье Урука!
Город, вставший у ворот, заревел:
— Бал-Гаммаст — Копье Урука!
И этот крик уже не стихал…
Сейчас Бал-Гаммасту предстояло пройти Царской дорогой по улицам старого Урука. Там, впереди, в самом конце, ожидали его открытые ворота правительской Цитадели и Анна… Он вспомнил слова отца, Апасуда и первосвященника баб-аллонского. Царская дорога… Вот последний ее смысл: государь едет по телу земли и чувствует, что он с нею — одно. Со всеми домами и травами, выросшими на ней, со всеми людьми и зверями, ее населяющими, с каналами и садами, с крепостными стенами и храмами, с водой в колодцах и пламенем в очагах — одно.
Конь Бал-Гаммаста сделал первый шаг.
С неба упала капля, вторая, третья… Дождь, которого уже не чаяли, переломил время великого зноя.
Москва, 1999–2003
Цари земли Алларуад[2]
1510 год от Сотворения мира, год Исхода
1510–1550 гг. Ууту-Хеган Пастырь
1550–1554 гг. Мескан-Гашен
1554–1602 гг. Уггал-БанадI Львиная Грива
1602–1613 гг. Сан Хеган
1613–1623 гг. Кан I Коротышка
1624–1675 гг. Уггал-Банад II
1675–1684 гг. Уггал I
1684–1710 гг. Уггал II
1710–1737 гг. — время господства полночных кочевников
1710–1720 гг. Ушпиа
1720–1737 гг. Апиашаль
1737–1755 гг. Лаг
1756–1767 гг. Салэн I
1767–1787 гг. Салэн II
1787–1790 гг. Халласэн Гроза
1790–1815 гг. Бал-Маласт
1815–1860 гг. Бал-Эган Писец
1860–1873 гг. Энмеркар Суммэрк
1873–1900 гг. Салэн III Щербатый
1900–1905 гг. Уггал III Клятвопреступник
1905–1910 гг. Восстание Бледной Луны
1910–1930 гг. Маддан I Медлитель
1930–1951 гг. Маласт
1951–1991 гг. — годы безвластия, время десяти лугалей, первое нашествие Гутиев
1991–1999 гг. Дорт I Самозванец (не из династии Ууту-Хегана)
1999 г. Дорт II Самозванец
1999–2000 гг. — время безвластия, восстание малых магов
2000–2041 гг. Анаг Нос
