Пролог произносил свои слова, а тем временем из прорези в холщовом потолке сыпались все новые и новые рукописи. Марло опустился на колени, ловил их дрожащими руками, разворачивал, пробовал читать.
Тем временем приближалась кульминация пьесы. Ага, вот и нужные слова. Мальчик, игравший Анну Болейн, тоненьким голосом продекламировал:
— Вы не могли бы показать мне…
И лорд Сэндис отвечал:
— Я уже сказал вашей светлости,
что они будут говорить еще раз…
И в этот момент пропели трубы, раздалась барабанная дробь, где-то наверху дважды прокатился раскат грома, от которого содрогнулись тонкие театральные стены. Это на башне вхолостую выстрелили две пушки. От произведенного ими грохота зазвенело в ушах.
— Боже милостивый!.. — воскликнул человек, приставленный к пушкам.
Сегодня утром он заранее заложил в орудия заряды послабее, после чего ушел в таверну побаловать себя элем. По звуку выстрелов пушкарь тотчас сообразил, что что-то не так. Из жерл обоих орудий вырвались огромные языки пламени, а вслед за ними — какие-то пылающие комья. Пушкарь мог поклясться, что не забивал в стволы ничего подобного. Огненные клубки упали по обеим сторонам соломенной крыши. Пушкарь в панике искал глазами ведро с водой и песок, которые на всякий случай всегда держал под рукой. Проклятие! На месте их не оказалось. И куда только они могли подеваться?
Солома вспыхнула почти мгновенно. В первые минуты было больше жара, чем дыма. Единственным признаком того, что крыша горит, было дрожащее марево раскаленного воздуха. Но уже в следующую минуту огонь проник под первый слой соломы, и та задымилась. Сначала едва заметно, потом все сильнее и сильнее.
Зрители ничего не замечали — их внимание заворожили уханье пушек, рев труб и барабанная дробь. Между тем огненный язык уже бежал дальше по соломенной крыше, и не было никого, кто мог бы его остановить. Вернее, сразу два языка устремились навстречу друг другу с обеих сторон сцены, чтобы встретиться как раз посередине, над Галереей лордов.
Наконец-то до зрителей дошло, что происходит. Марло удовлетворенно отметил про себя, что народ в зале переполошился. Правда, дальше разглядывать рукописи, выпавшие из прорехи в холсте, ему помешала отнюдь не паника среди зрителей. Внимание Кита привлекли какие-то непонятные звуки. Показалось, будто рядом с ним был кто-то еще. Хемминг? Кондел? Марло обернулся с заискивающей улыбкой на лице. Через мгновение улыбка пропала.
— Добрый день! — спокойно обратился к нему Генри Грэшем. — Если не ошибаюсь, мы уже встречались с вами раньше. Ах да, вы уже знакомы с моей женой.
* * *
Генри Кондел ткнул носком башмака в небольшую кучку золы. Вот и все, что осталось от «Глобуса». Его «Глобуса». Как же они надеялись, что 29 июня 1613 года войдет в историю как день, когда Кристофер Марло восстанет из гроба! Ведь они дали ему эту возможность. Впрочем, 29 июня все равно войдет в историю — как день, когда театр «Глобус» сгорел дотла. Одному Богу известно, куда подевался Марло. Никто не видел, как он входил в театр. Что до бесценных рукописей Уилла, то теперь, как говорится, пиши пропало. Наверняка канули в небытие вместе с театром. Впрочем, спасибо и на том, что их не украли. Марло наверняка потребует назад деньги, а заодно захочет, чтобы поставили его пьесу.
При этой мысли Конделу сделалось веселее на душе. Черт возьми, они ведь еще могут выполнить вторую половину сделки. Ведь еще остался «Блэкфрайерс». Нет, конечно, зальчик там крохотный, но все-таки это тоже театр. А они по-прежнему лучшая актерская труппа во всей Англии. Все, что им нужно, — это текст пьесы. Марло обещал принести рукопись еще вчера. «Ничего, потерпим. Уж если он двадцать лет жил после собственной смерти, то что нам стоит подождать еще пару дней?» А когда Марло вновь придет, на этот раз с рукописью, они заключат с ним новый договор. Какая ему разница, где вновь предстать перед зрителями: в «Глобусе» или в тесном зальчике театра «Блэкфрайерс»?
Взгляд Кондела привлек какой-то черный комок в куче золы. Он подошел ближе. В нос ему тотчас ударил тошнотворный запах. Актер поморщился. Наверное, под крышей театра свили гнезда какие-то птицы, иначе откуда здесь вонь обгоревшей плоти? Хорошо еще, что обошлось без человеческих жертв. Пожар начался с крыши, и первой загорелась Галерея лордов. Им еще крупно повезло — Марло звонкой монетой заплатил за то, чтобы на галерею никого не пустили.
Народ из зала вывели быстро. Правда, на одном из зрителей, когда тот выходил на улицу, загорелась одежда. И вновь везение — рядом оказался какой-то любитель Мельпомены, который сообразил потушить пламя бутылкой эля.
Кондел взял в руки палку и поковырял комок. Половина его была бесформенной, расплавившись в горниле пожара, однако вторую половину при желании можно было узнать. Это был железный ошейник, от которого тянулся обрывок цепи. Черт побери, в каком же спектакле они пользуются этой бутафорией? Ах да, в «Тамерлане», там у них массовка с пленниками. И как он сразу не вспомнил? Наверное, ошейник свалился откуда-то с Галереи лордов. Да, жаль, что их старый добрый «Глобус» был построен не из железа, вздохнул Кондел. Тогда бы он точно не сгорел.
Ладно, будем утешать себя тем, что это несчастный случай. Ведь ни Марло, ни Шекспиру не пришло быв голову подпалить театр.
Представление окончено.
Уильям Шекспир. «Буря»
12 августа 2013 года
Библиотека Кембриджского университета
Кембридж, Англия
Во время долгих летних каникул библиотеку закрывали в семь вечера. Это вызывало у него досаду, потому что он мог приехать сюда только в августе и два-три дополнительных часа, как бывало, когда шли занятия, стали бы для него подарком судьбы. Родной колледж помогал найти крышу над головой, а вот с питанием было туго. Эти три недели интенсивного поиска в Кембридже оставались для него почти непозволительной роскошью. Приходилось экономить на всем — ведь у него молодая жена и малолетние дети.
До закрытия библиотеки оставался еще один час, однако ретивая администрация уже развернула кампанию по выдворению посетителей из читального зала. Напоминания о том, что выдача книг прекращена, начались уже в половине шестого и достигли своего пика в шесть. После шести персонал библиотеки, обычно всегда готовый помочь, начал выразительно покашливать и демонстративно собирать личные вещи, всем своим видом давая понять, что рабочий день окончен.
