Его конь попятился, и я позволил ему ускользнуть от моего меча. Я посмотрел мимо него и увидел, как часть датчан пересекала мост. Почему они ждали? Если бы они перешли мост вчера вечером, они бы соединились с войском Сигельфа и сейчас шли бы на юг, но их что-то удержало.
Потом я вспомнил загадочные огни ночью, три больших зарева от горящих домов или деревень. Кто-то атаковал арьергард датчан? Только так можно было объяснить их задержку, но кто?
И все же датчане переходили сейчас реку, сотни, тысячи, и за ними по мосту тянулись воины Этельволда и мерсийцы Беортсига, и я прикинул, что вражеская армия превосходит нас по меньшей мере в восемь раз.
— У тебя есть три пути, щенок. — сказал я Сигебриту. — Ты можешь присоединиться к нам и сражаться на стороне законного короля или биться со мной прямо здесь, только ты и я, или можешь бежать к своим датским хозяевам.
Он взглянул на меня, но не смог выдержать моего взгляда.
— Я скормлю твой труп собакам, — ответил он, стараясь показать свое презрение.
Я лишь уставился на него, и он наконец отвернулся. Сигебрит и его воины вернулись к датчанам, и я видел, как он уехал, и только когда он скрылся среди сгущающихся вражеских рядов, я повернул коня и отвел его к нашей стене из щитов.
— Воины Кента! — я сдержал коня перед ними. — Ваш олдермен предал страну и Бога! Датчане пообещали сделать его королем, но разве они когда-нибудь сдерживали слово?
Они хотели, чтобы вы сражались за них, а когда вы выполните их работу, они планировали забрать ваших жен и дочерей себе на потеху!
Они пообещали Этельволду трон Уэссекса, но разве вы думаете, что он продержится на троне больше месяца? Датчане хотят Уэссекс! Они хотят Кент!
Они хотят наши поля, наших женщин, наш скот, наших детей! И сегодня они вероломно напали на вас! Почему? Потому что решили, что не нуждаются в вас! У них и без вас достаточно людей, поэтому они решили убить вас!
Многое из того, о чем я говорил, было правдой. Я смотрел на кентский строй, на щиты, копья, топоры и мечи. Я видел обеспокоенные, испуганные лица.
— Я Утред Беббанбургский, — вскричал я, — вы знаете, кто я такой и кого я убил. Вы будете сражаться бок о бок со мной, все что мы должны сделать — загнать вероломного врага в угол, пока не придет наш король. Он уже идет!
Я надеялся, что это было правдой, если же нет, этот день станет днем моей смерти.
— Он близко, — кричал я, — когда он подойдет, мы убьем датчан, подобно тому как волки режут ягнят. Ты! — я указал на священника. — Ради чего мы сражаемся?
— Ради креста, господин, — ответил он.
— Громче!
— Ради креста!
— Осферт! Где твое знамя?
— У меня, господин! — прокричал Осферт.
— Тогда позволь нам увидеть его! — я подождал, пока крест Осферта не окажется впереди, в центре нашего строя.
— Вот наше знамя! — закричал я, указывая мечом на обуглившийся крест и надеясь, что мои боги простят меня.
— Сегодня вы сражаетесь за своего Бога, свою страну, своих жен и за свои семьи, потому что если вы потерпите поражение, — я снова остановился, — если вы потерпите поражение, все это навсегда исчезнет!
И у меня за спиной, от домов у реки, начался грохот. Датчане колотили копьями и мечами о щиты, выбивая музыку битвы, шум, ослабляющий храбрость воинов, и настало время спешиться и занять свое место в стене из щитов.
Стена из щитов.
Она пугает — нет места страшнее. Это место, где мы умираем и побеждаем, и где создаем репутацию. Я коснулся молота Тора, моля, чтобы Эдвард приближался, и приготовился к битве.
В стене из щитов.
Я знал, что датчане попытаются обойти нас с тыла, но на это уйдет какое-то время. Им надо было либо обойти топь, либо проложить путь через болото, ни то, ни другое невозможно было сделать менее чем за час или, возможно, два.
Я отправил гонца в обратный путь с приказом найти Эдварда и настоятельно поторопить его, так как только его войска могли помешать датчанам взять нас в кольцо.
Если датчане попытаются окружить нас, им захочется удерживать меня на месте, значит, я мог ожидать атаку спереди, пока остальная часть их войска искала бы способ, как добраться до нашего арьергарда.
А если Эдвард не придет?
Тогда я умру, тогда пророчество Эльфадель сбудется, тогда кто-нибудь будет хвастать, что он убил Утреда.
Датчане приближались медленно. Воинам не по вкусу стена из щитов. Они не мчатся в объятия смерти.
Ты смотришь вперед и видишь перекрывающиеся щиты, шлемы, блеск топоров, копий и мечей, и знаешь, что должен вплотную подойти к этим клинкам, к месту смерти, и требуется время, чтобы набраться мужества, разгорячить кровь, позволить безумству одержать верх над осторожностью. Вот почему воины напиваются перед битвой.
У моих людей не было ни эля, ни медовухи, но у кентских войск их было достаточно, и я видел, как датчане передавали вдоль строя мех.
Они по-прежнему колотили оружием по ивовым щитам, и начинало светать, на морозную землю ложились длинные тени. Я видел поскакавших на восток всадников и знал, что они ищут способ обойти мой фланг, но я не беспокоился из-за них, моего войска было достаточно, чтобы противостоять им. Я должен был сдерживать датчан спереди, пока не подойдет Эдвард, чтобы убить тех, кто позади.
Вдоль нашего строя ходили священники. Воины преклоняли перед ними колени, и священник клал им на язык щепотку грязи.
— Сегодня день святой Лючии, — обратился к воинам один из священников. — и она ослепит врага! Она защитит нас! Преподобная святая Лючия! Молитесь святой Лючии!
Дождь прекратился, хотя большая часть зимнего неба была все еще покрыта облаками, под которыми сверкали вражеские знамена. Летящий ворон Сигурда и разбитый крест Кнута, олень Этельволда и вепрь Беортсига, череп Хэстена и чудище Эорика.
Во вражеских рядах были и менее значительные ярлы, и у них тоже были свои символы: волки и топоры, и быки, и ястребы. Их воины выкрикивали оскорбления и колотили оружием по щитам, и медленно продвигались вперед, на несколько шагов разом.
Саксов и восточных англов вражеской армии воодушевляли священники, а датчане выкрикивали имя Тора или Одина. Мои воины стояли в основном молча, хотя, думаю, они скрывали свой страх за шутками. Сердца стучали быстрее, мочевые пузыри опорожнялись, мышцы дрожали. Это была стена из щитов.
— Помните! — кричал священник из Кента. — Она была так преисполнена святым духом, что двадцать человек не могли сдвинуть ее! Они привязали ее к упряжке быков и все равно не могли сдвинуть с места!
Так должны стоять и вы, когда придут язычники! Неподвижно! Преисполненные святым духом! Сражайтесь за святую Лючию!
