– Это скорее туровская работа, – осторожно кашлянув в кулак, вмешался Истома, косясь на нож из-за спины Радослава. – Я тогда еще подумал…
– Покажите! – Прямислава подалась вперед.
При слове «туровская» у нее вдруг мелькнуло воспоминание. Глянув на нож, она ахнула, потом огляделась, точно надеялась каким-то чудом увидеть возле себя боярина Милюту или еще кого-то из мужчин туровского княжьего двора.
– Это мое… – начала она, и ее звонкий голос прозвучал как удар колокола среди тишины и осторожных перешептываний. – Мое…
– Что – «твое?» – воскликнул боярин Радослав, и даже удрученный князь Владимирко посмотрел на нее, моргая мокрыми ресницами.
– Ты кто, молодуха? – спросил он, наконец-то заметив ее.
– Жена это моя, Прямислава Вячеславна, – пояснил Ростислав. – Чему удивляешься, брат? Сам же Переяра посылал в Туров ее сватать.
Князь Владимирко промолчал, не зная, что ответить. Такого исхода затеянного им самим сватовства он никак не предполагал.
– Этот нож из моего приданого! – сказала Прямислава. – Мой отец, Вячеслав Владимирович туровский, заказывал его в подарок князю Ростиславу. С Михаилом Архангелом. И там еще написано: «Помоги рабу Твоему…» Я его везла, когда ехала в Перемышль. Только вот… – Она запнулась, вспоминая судьбу своих покинутых на дороге сундуков. – Только я в Червене оставила приданое, а что с ним дальше было, не знаю. И с людьми моими…
– Как он к тебе… – начал Ростислав, обращаясь к брату, но потом вспомнил: убитого Ярослава привезли к Владимирку с ножом, торчавшим из груди. Ростислав и Прямислава посмотрели друг на друга. Им стало ясно: тот, кто распоряжался приданым, мог взять оттуда этот нож…
– У князя Юрия все осталось. – Боярин Радослав, словно угадав, ответил на их немой вопрос. – Сказал, что жена – его, а значит, и все ее имущество – тоже его.
– Жена – моя, а не его, – с угрозой ответил Ростислав и огляделся. – И он мне ответит…
«Не только за имущество жены, но и за поклеп!» – слышалось в его умолчании, и многие это поняли. И у многих, как и у самого Ростислава, забрезжила в уме еще смутная догадка о связи всех этих несвязанных, казалось бы, событий…
– А как же Ратьша? – вставил по-прежнему насупленный боярин Судиша. – Ратьша ведь узнал его, княже! – Он кивнул на Ростислава. – Видел его лицо и мечом уязвил.
– Какой Ратьша? Воиславич? – спросил Ростислав, и боярин Судиша, не глядя ему в лицо, с неохотой кивнул.
– И он меня видел в лесу?
– Плохо разглядел, – пояснил Истома. Это был уже немолодой человек, с широким розовым носом, обгоревшим на солнце, рыжеватыми волосами и седеющей бородой. Никакой враждебности к Ростиславу он не выказывал и тем сразу понравился Прямиславе. – Понимаешь, Ростислав Володаревич, Ратьша тогда у той же волокуши[71] спал, где князь Ярослав лежал. Когда схватились, он вскочил, спросонья бросился, увидел, что Ярослав Володаревич убийцу за грудь держит, а у самого из груди нож торчит и золотом под луной блещет… Сам дрожит, как вспоминает.
– Да где он? – Ростислав огляделся.
– Да в Белзе он остался, ранен же. Лежит, не встает. Вот слушай. Он как проснулся, как это все увидел, как бросился, себя не помня, и того беса мечом по плечу. Надвое бы раскроил, да тот черт увернулся, только немного ему плечо клинком задело. А сам на Ратьшу скакнул и ножом..
– Каким?
– Откуда я знаю, княже? Ратьша с резаной раной лежит, сам без памяти был двое суток. Еле выжил. А как опамятовался, то и сказал: дьявол тот был невысокий, лицом темный, волосом черный… Ему говорят: «Половец?» Он: «Точно, половец».
– А половец тут я один? – устало и насмешливо отозвался Ростислав.
– Ну… – Истома развел руками, желая сказать, что вообще-то половец на Руси не один, но при дворе перемышльских князей знают одного.
– Так он успел того беса ранить? – спросила Прямислава. – В плечо?
Ростислав глянул на нее и сразу стал раздеваться. Вся толпа, не исключая и князя Владимирка, затаив дыхание следила, как на истоптанную траву перед шатром падает плащ, пояс с оружием, потом верхняя рубаха.
– Гляди… маловер! – торжествующе сказал Ростислав. Держа руки еще в рукавах нижней рубахи, он повернулся к князю Владимирку и показал ему свое голое плечо: – Здесь? Или здесь? Гляди, не стесняйся, не красна девица!
В толпе кто-то хихикнул, а стоявшие поближе рассматривали Ростислава с таким напряженным вниманием, словно ничего подобного никогда не видели. На плечах, на груди и на спине у него имелось три или четыре старых шрама, давно заживших, притом многие из смотревших знали происхождение этих шрамов. Ни одного свежего не было.
– Убедился? – спросил Ростислав и стал одеваться, не дождавшись ответа.
Дружина загудела гораздо оживленнее и радостнее, чем прежде. Ничего еще не было ясно, но мысль о виновности Ростислава уже всем казалась нелепой, и даже стыдно было, что еще сегодня утром они в это верили. Одевшись, Ростислав оправил пояс, положил на него ладони и, в упор глядя на князя Владимирка, резко спросил:
– Кто тебе сказал, что это я?
– Да… – Владимирко Володаревич заморгал, не зная, что ответить. Ни он, и никто другой не могли сейчас вспомнить, откуда взялась мысль, что убийца – Ростислав: одно сложилось с другим, нож и слова Ратьши, который видел «половца», как-то сами привели к этому выводу.
– Князь Юрий? Где он, кстати?
– Да здесь, вон на том конце стоит! – Десятник Дмитр показал на край луговины.
– Пошли-ка за ним, брате любезный, – решительно предложил Ростислав. – Пусть подъезжает.
Пока бегали за Юрием Ярославичем, князь Владимирко молчал, пытаясь собраться с мыслями. В душе он уже каялся, что пошел на поводу у князя Юрия, хотя еще не знал в полной мере, как сильно ему это навредило.
Прямислава тоже молчала, холодея при мысли, что будет, когда ее бывший муж лицом к лицу встретится с нынешним. Теперь, когда дружина была на их стороне, ей следовало бы успокоиться, но она, напротив, разволновалась еще сильнее. Неужели князь Юрий может быть как-то причастен к убийству? Так плохо она о нем не думала! Изменник, распутник, но не убийца! Ей вспомнилась ночь, когда конюх князя Юрия приходил к ним в Белз, пытаясь выторговать ее у Ростислава в обмен на обещание помирить его со старшим братом… Как он собирался это сделать? Значит, у него все же были какие-то доказательства, что убийца – не Ростислав?
Эта мысль так ее поразила, что она широко раскрыла глаза. Ростислав о чем-то негромко беседовал с Владимирковыми десятниками, а она вдруг ужасно испугалась, что князь Юрий куда-нибудь исчезнет. Как раньше она боялась встречи с ним, так теперь жаждала ее всей душой – и поскорее! Может быть, он знает настоящего убийцу? Или… он сам его и подослал? Но зачем? Прямиславе казалось грехом даже в мыслях приписывать князю Юрию такое черное коварство. Ему-то что было до Белза и раздора братьев Володаревичей? Ему нужна была только она, а князь Ярослав тут ни при чем…