– Хотя бы за ради дружбы нашей, – продолжал упрашивать Филька. – А я уж тебя, Сидор Иванович, отблагодарю, вот и задаток припас…
При разговоре о деньгах Савельев встрепенулся. Не то чтобы он был до денег жаден, но в Курске у него осталась жена с тремя ртами. Так что денежки могли пригодиться!
– Ну-ка покажь! – попросил он.
Филька развязал платок. Там лежало семь серебряных монет с ликом императрицы Анны Иоанновны, отчеканенным на каждой.
– Всю службу копил. Думал, на старости лет позволит и мне барин семью завесть. Да ежели с ним что… Да ты бери! Бери! Не боись, не краденые…
Савельев взял одну монету, попробовал на зуб, удовлетворенно крякнул. Завернул деньги в платок, положил себе за пазуху и побожился, что будет приглядывать за Филькиным барином.
Когда Дементьев не воротился с берега, Савельев вспомнил о данном слове, стал терзаться, что сразу не поехал с ним. Нынче стали выкликать охотников идти на выручку пропавшему лангботу, и он вызвался возглавить поиск.
Перед отплытием Чириков дал Савельеву строгий наказ действовать осторожно:
– Запомни, боцман, к берегу не приставай, пока не увидишь на оном флотского мастера Дементьева или кого-то из наших служителей! Ежели не обнаружишь их там, немедленно возвращайся! Если люди и бот наш в добром здравии, разложи два огня. Ежели бот повреждён – огней разожжёте три, а при невозможности его починки – четыре, – терпеливо объяснял он. – Да раскладывайте огни так, чтобы расстояние между ними было, а не поблизости. Оставишь мастеровых для починки, а сам возьми на борт Дементьева и трех-четырех из его команды и вези на пакетбот для докладу…
Савельев обещал всё исполнить, но не выполнил своё обещание.
В шестом часу шлюпка зашла в залив. Было время прилива. Они удачно миновали опасные рифы. Пройдя с полмили по спокойной воде, оказались у песчаной отмели, за которой поднимались ввысь горы, поросшие густым хвойным лесом.
Из-за туч выглянуло солнце. Оно уже клонилось к закату. Лучи позолотили песок, сделали прозрачной воду в заливе. Рай земной, да и только!
Вокруг было тихо – никаких следов команды Дементьева. Только птичий щебет в лесу да мягкий плеск прибоя.
– Причаливайте! – приказал Савельев Фадееву и Горяну.
Те послушно взмахнули веслами и широкими взмахами пошли вперёд.
Шлюпка мягко ткнулась в песок.
Савельев вылез из нее, огляделся.
– Сидор Иваныч, а как же наказ капитана?.. – напомнил трусоватый Фадеев.
Савельев прицыкнул на него:
– Я те дам капитана, Димитрий! Я здесь для тебя и капитан, и Господь Бог! Смотри лучше за гичкой!
Левее, где скалы подступали почти к самой воде, он увидел ручеек, стекающий с кручи по каменным, словно нарочно вырубленным ступеням. Подошёл к нему, зачерпнул прозрачную воду и жадно напился. Вода была студеной, сладила.
– Горян, Полковников, наберите-ка воды в анкерок!
Савельев вернулся к шлюпке взял мушкетон и сказал Фадееву:
– Пройдусь, может, попадёт какая живность…
Фадеев помнил, что боцман – заядлый охотник, и понял, что отговаривать его от этой затеи бессмысленно, но все же почёл за лучшее еще раз напомнить:
– Сидор Иванович, капитан же приказал, ежели своих не обнаружим, сразу возвращаться…
Савельев показал ему кулак и стал заряжать мушкетон.
Это было делом непростым и требующим определённой сноровки. Он поставил курок на предохранительный взвод, осторожно, чтобы не замочить слюной, скусил бумажную гильзу патрона, отсыпал порох на желобок полки и закрыл её. Утвердив мушкетон прикладом на землю, всыпал остальной порох в ствол, вогнал пулю, взвёл курок.
Взяв мушкетон наперевес, Савельев зашагал в гору в самом благодушном настроении.
Не успел он подняться наверх, как увидел какого-то большого зверя, промелькнувшего в зарослях саженях в сорока от него. Зверь с треском скрылся в чаще.
«Никак медведь», – обрадовался Савельев и взял мушкетон на изготовку. Он стал вглядываться в сумрачные дебри, прислушался. Впереди саженях в тридцати – сорока снова треснул валежник, мелькнула бурая шкура. «Так и есть, косолапый! Будет нынче у нас жаркое…»
Савельев не стал больше раздумывать, быстро прицелился медведю в голову и спустил курок. Когда дым рассеялся, Савельев побежал туда, где был зверь. Он не сомневаясь, что попал.
Медвежью тушу он отыскал в густых зарослях малины.
Осторожно приблизился и ткнул медведя в спину стволом мушкетона.
Зверь не шевелился. Осмелев, Савельев подошёл вплотную, запустил пальцы в косматую шкуру и рывком потянул на себя. Шкура неожиданно подалась, и Савельев, не удержав равновесия, опрокинулся навзничь.
Последнее, что он увидел в своей жизни, было раскрашенное чёрным лицо дикаря с кривым шрамом поперёк лба. Кинжал тускло блеснул в сумраке чащи. Предсмертный хрип Савельева слился с леденящим душу торжествующим воплем победителя.
Спутники боцмана уже не слышали этого.
Чуть раньше, неслышно подкравшись, воины Аннацука перерезали им глотки.
4
Ещё одну ночь Чириков провел без сна. Неотступно преследовала его мысль о посланных на берег людях, об ответственности за их судьбу.
Впервые за долгие годы по-иному посмотрел он на поступки Беринга, трезво и справедливо оценил его осторожность при принятии любого решения. У командира, которому доверены жизни подчинённых, в самом деле нет права на ошибку…
Снова и снова корил Чириков себя, что был несправедлив к капитан-командору, не нашёл слов поддержки и сочувствия. Перебирал в памяти, как складывались их отношения год от года. Понимал, что многое могло бы быть по-иному, окажись он терпимей, мудрее…
Стоило ли ему так расстраиваться после первой экспедиции, когда был обойдён в чине? Так ли уж важно для общего дела, что Беринг недостаточно умел в лоции, что испытывал симпатию к Шпанбергу, а не к нему? В конечном счете они сумели выполнить возложенную на них, казалось бы, невыполнимую миссию – отыскали пролив Аниан!
Он вспомнил старания, с коими капитан-командор пёкся о нуждах нынешней, второй экспедиции, его настойчивость и щепетильность в выполнении всех инструкций, данных в Адмиралтействе. Совсем по-иному оценил готовность Беринга всегда выслушать подчиненных, принять тот или иной совет. За всем этим наконец-то разглядел Чириков то, что прежде, из-за собственной гордыни, не видел, – верность Беринга присяге, устремленность к главной цели – обретению нового пути в Ост-Индию…
Один Господь знает, увидятся ли они с командором вновь. Ежели увидятся, решил Чириков, то он обязательно попросит прощения за свою резкость… А вот со злобным капитаном Шпанбергом примирение вряд ли состоится. Ибо невозможно русскому человеку и патриоту примириться с тем, кто его отечеству добра не желает, кто печётся лишь о собственном благополучии и прославлении, а страну, приютившую его, считает дикой и невежественной.
