Как-то Мартина, как и иных юных ассасинов, привели в зал, где Синан предстал перед ними, чтобы показать одно из своих чудес – говорящую голову убитого фидаи. Всех их учили: тот, кто погибнет по воле Старца Горы, обязательно попадет в рай, и вот Синан решил продемонстрировать будущим ассасинам, что это правда.
Мартин помнил свое удивление, когда окровавленная голова, лежавшая на блюде посреди зала, по приказу имама открыла глаза и стала смотреть на них. Синан своим негромким голосом пояснил, что это один из его лучших людей, исполнивших поручение и погибших при выполнении задания, который ныне находится в раю. Обращаясь к голове, Старец Горы велел погибшему поведать, каков собой рай. И голова, с упоением закатывая глаза, стала описывать райские наслаждения. Мартин, как и другие ученики, был поражен до глубины души.
Позже они все видели ту же голову на копье на зубчатых стенах крепости. Это на Западе отрубленные головы служили напоминанием о каре, здесь же, в краю исмаилитов, на них едва ли не молились, они служили напоминанием о величии имама, о верности его приказам, о вечной жизни.
Но как-то раз во время своих тренировок, когда Мартин забрался по стене к самому древку копья, на котором оставалась голова – забальзамированная, чтобы лучше сохраняться, но уже ссохшаяся и потемневшая, – он смог рассмотреть ее совсем близко и потом долго ходил, наклоняя собственную голову то в одну, то в другую сторону. Он помнил, как лежала голова на блюде в зале – шея казалась отрезанной немного наискосок, справа налево. Но по тому, как склонилась голова на копье, было видно, что надрез сделан совсем по-другому – слева направо! И у мальчишки Тени появилось подозрение, что этого ассасина убили уже после того, как он поведал о своем пребывании в раю, причем удар нанесли с другой стороны. Но, возможно, отрубленная голова просто иначе усохла?
Тень никому не сказал о своих сомнениях – страшно было. Разве за такие сомнения похвалят? Однако мальчик ничего не забыл, и однажды, когда ученики драили покрытый черно-белыми, как шахматная доска, полы в зале, он стал осторожно простукивать плиты там, где некогда лежала ожившая голова. Звук был глухой, будто под плитами оставалась пустота. Значит… О, никому не говорить, никому! Но Тень стал догадываться, что под полом зала есть яма, куда мог спрятаться человек, изображавший говорящую голову. А убили его уже потом, чтобы он никому не проболтался, в каком розыгрыше участвовал.
Однако, находясь среди слепо преданных имаму людей, для которых снискать благодарность Старца Горы считалось особым счастьем, юный Тень, как и все они, испытывал восхищение. И когда довольный Далиль проводил его к Старцу Горы, уверяя, что ученик получит высшую награду, Мартин пребывал в самом счастливом состоянии. Он даже дрожал, когда остался в отдельном покое, среди голых стен. Исмаилиты запрещали роскошь, их нравы были аскетически суровы, поэтому черный с блестящей серебряной вышивкой плащ неслышно вошедшего имама показался юному ассасину верхом великолепия и красоты. Тень был настолько возбужден, что, отвечая на вопросы Старца Горы о том, как выполнял задание, был предельно искренен. Да, он знал, что фидаи после выполнения приказа дают себя убить. Но ему казалось, что султану и его воинам будет более горько и стыдно упустить лазутчика. Да еще мальчишку.
Синан негромко засмеялся, услышав рассуждения юного мавали.
– Воистину ты заслужил награду, голубоглазый Тень. И ты ее получишь!
При этом он протянул ему трубку, от которой шел запах гашиша, и приказал затянуться.
Учеников в Масиафе кормили впроголодь, голод был неотъемлемой частью их жизни, и гашиш при этом подействовал незамедлительно. Мальчик вскоре стал видеть, как светлые, оштукатуренные стены покоя окрасились яркими цветами, сводчатый потолок вверху пошел пестрыми бликами. Это было так смешно! Тень стал хихикать, но не очень громко, так как это казалось ему неуважением к находившемуся рядом имаму.
А тот смотрел на него неотрывно. Пронзительные черные глаза Старца Горы были неподвижны и притягивали взор, как глаза гадюки. И Мартин смотрел на него, долго смотрел, сначала все еще улыбался, потом почувствовал какое-то напряжение и стал серьезен. Вскоре, даже пребывая в наркотическом состоянии, он уловил, что взгляд Синана из сурового сделался гневным, потом напряженным. Мартин не понимал, чем не угодил мудрому имаму, но догадался, что тот злится. Мальчику показалось, что в великом мудреце просыпается чудовище, которое словно пытается запустить щупальца в его душу, в его разум. Странное ощущение… и непонятное. А еще он заметил, как лоб имама прорезала глубокая борозда, под чалмой заблестели бисеринки пота, лицо его стало подергиваться, исказилось, и вдруг Синан закричал и откинулся навзничь, закрывшись широким черным рукавом. А Мартин, испуганный и потрясенный, заплакал, пополз к нему, стал звать…
Какой же глупый он был тогда! Какой доверчивый!
Только много позже, когда Ашер бен Соломон вернул приемыша в свою семью, обласкал и добился его полного доверия, Мартин поведал еврею про все, даже про эту странную встречу с непоколебимым Синаном. Не скрыл даже, как тот рухнул и стал отползать от плачущего юного ученика, а Тень все пытался поддержать и утешить почтенного имама, но тот резко вырвался и, избегая глядеть на мальчика, приказал вновь курить гашиш. Пока Тени не стало совсем плохо от зелья. А позже… Да, Мартин поведал своему покровителю Ашеру, как его, находящегося в полузабытьи, даже поленившегося отозваться на зовущий голос Синана (ему уже было все равно, что происходит), отнесли куда-то… потом везли, удерживая на муле… А потом он проснулся среди цветов и легкой тихой музыки, увидел рядом столик с изысканными яствами, о которых даже не смели мечтать вечно полуголодные ученики фидаи. И, вкушая эти непередаваемо вкусные плоды и пироги с мясной начинкой, Мартин решил, что он и впрямь в раю. Вокруг благоухали цветущие деревья, струи фонтана били светлым молоком, а по каналу рядом текла сладкая вода с медом… Мартин даже поведал своему покровителю даяну про трех гурий, почти раздетых и дивно прекрасных, которые ласкали его, возбуждали, вытворяли с ним такое…
Как ни странно, его рассказ вызвал у почтенного еврея взрыв безудержного смеха. И Ашер, желая развеять в Мартине порожденную уроками ассасинов веру в связь имама Синана с Всевышним, дал ему пояснения обо всем тайном, так поразившем его приемыша.
– Это всего лишь один из трюков Рашида ад-Дина, называемого Синаном, или, более гордо, Старцем Горы. О, этот хитрец всегда дает своим фидаи курить гашиш – привозимый издалека особый состав, в основе которого содержится смола, выделяемая женскими соцветиями индийской конопли. Одурманенный человек легко поддается внушению, а Синан, чего у него не отнимешь, весьма силен в гипнозе. Он мог бы внушить тебе все, что пожелает… но не смог. Трудно и представить, какой шок он получил! Ха-ха! Ты не поддаешься его гипнотическим чарам, мой мальчик. Может, его магия не действует на северян вроде тебя, учитывая, как мало она ему помогла в борьбе с тамплиерами? А может, все дело в том, что ты голубоглазый. Ведь известно, что северные франки часто с трудом выдерживают взгляд аспидно-черных глаз южан, он их давит и смущает, однако на Востоке, наоборот, именно голубые глаза кажутся непонятными и опасными, и детям юга зачастую трудно соревноваться взглядами со светлоглазыми иноземцами. Так и Синан, похоже, не выдержал твой взгляд. Или уступил, поняв, что ты не поддаешься его гипнозу. А может… Говоришь, что он упал и стал отползать? Ха! Думаю, ты сам смог подавить его, не только воспротивился, но и заставил подчиниться. И он это понял. Ах, какое огорчение для человека, считающего себя всемогущим! Его победил несмышленый мальчишка! И хорошо еще, что Синан обязан был вернуть тебя мне. Поверь, даже перед разъяренным Синаном, которому нужны мои деньги, ты оставался под моей защитой. Только это и спасло тебя. Иначе… Синан весьма просто избавляется от неугодных.
