Эдуард промолчал, зато на меня набросился отец Коэнвулф.
— «Может»? — негодующие вопросил он.
— Воистину может, — легкомысленно сказал я.
Я провоцировал их, напоминая Эдуарду, что у него есть кузен, Этельвольд, который имеет на трон больше прав, чем сам Эдуард, пусть даже Этельвольд, племянник Альфреда, был жалким подобием мужчины.
Мои слова на время заставили Эдуарда замолчать, но отец Коэнвулф был сделан из материала покрепче.
— Я удивился, господин, — нарушил молчание священник, — обнаружив здесь госпожу Этельфлэд.
— Удивился? — спросил я. — Почему? Она смелая леди.
— Ее место, — проговорил отец Коэнвулф, — рядом с мужем. В этом мой господин Этелинг со мной согласен. Не так ли, господин?
Я посмотрел на Эдуарда и увидел, что тот покраснел.
— Ей не следует здесь быть, — выдавил он, и я чуть было не рассмеялся.
Теперь я понял, почему он с нами поехал. Его не очень интересовали несколько миль Восточной Англии; он поехал для того, чтобы выполнить наставления отца. А наставления эти заключались в том, чтобы убедить Этельфлэд повиноваться своему долгу.
— Зачем вы мне это говорите? — спросил я священника и принца.
— Ты имеешь влияние на госпожу, — мрачно сказал отец Коэнвулф.
Мы пересекли водораздел и ехали вниз по длинному некрутому склону. Тропу окаймляли ивовые рощицы, далеко впереди поблескивала вода — серебряный глянец под бледным небом.
— Итак, — не обращая внимания на Коэнвулфа, я посмотрел на Эдуарда, — отец послал тебя для того, чтобы ты сделал выговор сестре?
— Таков христианский долг — напоминать ей о ее обязанностях, — ответил тот очень натянуто.
— Я слышал, отец твой оправился от болезни.
— За что следует благодарить Бога, — вставил Коэнвулф.
— Аминь, — сказал Эдуард.
Но Альфред не мог прожить долго. Он уже был стариком, ему было далеко за сорок, и теперь он заботился о будущем. Король делал то же, что и всегда — устраивал вещи, приводил в порядок вещи, пытался навести порядок в королевстве, окруженном врагом. Он верил, что его зловещий Бог накажет Уэссекс, если королевство не будет благочестивым, поэтому пытался заставить Этельфлэд вернуться к мужу или — как я догадывался — в монастырь. В семье Альфреда не место явному греху, и эта мысль вдохновила меня.
Я снова посмотрел на Эдуарда и жизнерадостно спросил:
— Ты знаешь Осферта?
Эдуард покраснел, а отец Коэнвулф сердито уставился на меня, молча предупреждая, чтобы я больше не затрагивал эту тему.
— Вы не знакомы? — спросил я притворно-невинно. После чего окликнул Осферта: — Подожди нас!
Отец Коэнвулф попытался повернуть лошадь Эдуарда в сторону, но я поймал ее уздечку и заставил Этелинга поравняться со сводным братом.
— Расскажи мне, — обратился я к Осферту, — как ты заставишь мерсийцев сражаться.
Осферт нахмурился, гадая, к чему я клоню. Он посмотрел на Эдуарда, но не узнал брата, хотя сходство между ними бросалось в глаза. Оба они унаследовали длинное лицо Альфреда, его впалые щеки и тонкие губы. Лицо Осферта было более жестким, но и жизнь его была более жесткой. Его отец, стыдясь собственного бастарда, пытался сделать из Осферта священника, но тот стал воином — и привнес в это ремесло отцовский ум.
— Мерсийцы могут сражаться так же хорошо, как и все остальные, — осторожно проговорил Осферт.
Он знал, что я играю в какую-то игру, и пытался разгадать ее. Тогда, незаметно для Эдуарда и Коэнвулфа, которые ехали слева от меня, я сложил руку чашкой, изображая грудь. Осферт, несмотря на то, что унаследовал от отца почти полное отсутствие чувства юмора, не удержался от веселой улыбки.
— Их нужно вести, — уверенно ответил он.
— Тогда поблагодарим Господа за то, что у них есть господин Этельред, — сказал отец Коэнвулф, отказываясь смотреть прямо на Осферта.
— Господин Этельред, — свирепо проговорил я, — не может привести даже мокрую шлюху в сухую постель.
— Но в Мерсии так любят госпожу Этельфлэд, — сказал Осферт, теперь в совершенстве играя свою роль. — Мы видели это при Феарнхэмме. Именно госпожа Этельфлэд вдохновила тогда мерсийцев.
— Тебе понадобятся мерсийцы, — сказал я Эдуарду. — Если ты станешь королем, — продолжал я, подчеркнув слово «если», чтобы снова лишить его душевного равновесия, — мерсийцы будут защищать твою северную границу. А мерсийцы не любят Уэссекс. Они могут сражаться за тебя, но они тебя не любят. Некогда они были гордой страной, и им не нравится, когда Уэссекс говорит им, как следует поступать. Но одну особу из восточных саксов они действительно любят. И ты запрешь ее в монастыре?
— Она замужем… — начал отец Коэнвулф.
— Ох, захлопни пасть! — огрызнулся я. — Твой король использовал свою дочь, чтобы привести меня на юг, и вот я здесь — и останусь здесь, пока меня просит Этельфлэд. Но не думай, что я здесь ради тебя, или ради твоего Бога, или ради твоего короля. Если у тебя есть замыслы насчет Этельфлэд, тебе лучше включить в них меня.
Эдуард был слишком смущен, чтобы встречаться со мной глазами. Отец Коэнвулф злился, но не осмеливался заговорить, а Осферт ухмылялся мне.
Отец Хэберт прислушивался к беседе с ошеломленным видом, но теперь робко сказал, вытянув руку:
— Дом вон там, господа.
Мы повернули вниз по дороге, которую пробороздили колеи от колес повозок, и я увидел крытую тростником крышу между вязами с густой листвой. Я ткнул пятками коня, обогнав Эдуарда, чтобы увидеть дом Торстена, построенный на низком кряже над рекой.
За домом находилась деревня, ее маленькие домишки были разбросаны вдоль берега, где курилось несколько дымов.
— Они сушат там сельдь? — спросил я священника.
— И делают соль, господин.
— Там есть палисад?
— Да, господин.
Палисад никто не охранял, ворота стояли открытыми настежь. Торстен увел своих воинов к Хэстену, оставив только горстку людей постарше, чтобы те защищали его семью и земли, и эти люди были слишком благоразумны, чтобы затевать бой, который могли проиграть.
Вместо этого управляющий приветствовал нас с чашей воды. Седовласая жена Торстена наблюдала за нами из дверей дома, но, когда я повернулся к ней, сделала шаг назад, в полумрак, и двери захлопнулись.
Палисад окружал господский дом, три амбара, сарай для скота и пару эллингов из вяза, куда высоко над линией прилива были вытащены два корабля. То были торговые корабли, на их пузатых чревах виднелись белые заплаты там, где плотники приколотили новые доски обшивки.
— Твой хозяин — судостроитель? — спросил я управляющего.
