Те, кто был ещё в силах защищать Магдебург, думали только о том, чтобы подороже продать свою жизнь.
Хорваты прямо на лошадях въезжали в церкви и безжалостно расправлялись с молящимися женщинами. Они не жалели никого.
Возбужденная толпа, покинув дома, двигалась по городу, преследуемая врагами, опьяненными чувством триумфа и запахом крови. Убивали, чтобы убивать, разрушали, чтобы разрушать. Пожар охватывал все новые и новые улицы.
Посреди этого пепелища, в которое был превращен Магдебург, Арман-Луи и его товарищи постепенно продвигались к воротам. Но сколько препятствий преграждало им путь! Сначала улица, заваленная обломками часовни, потом отряд имперцев. Пришлось принять бой.
Тем не менее, четверо храбрецов потихоньку продвигались вперед средь этого ужаса и разрушения. Если вдруг хорватские или венгерские всадники начинали им слишком досаждать, шпага Рено и Магнуса быстро пригвождали их к земле.
Лошади Адриен и Дианы переступали через трупы. Девушки от страха закрывали глаза.
Если врагов оказывалось слишком много, приходилось прятаться за ближайшим домом или укрываться под сводом церкви. Когда враги удалялись, они продолжали свой путь.
В тот момент, когда путешественники в очередной раз свернули за горящий дом, невдалеке вдруг появился отряд имперцев, следовавший за человеком в плаще из зеленого шелка. Перо украшало его серую шляпу; бледный профиль, рыжая борода, горящий взгляд.
— Граф Тилли! — прошептал Магнус.
Каркефу тоже узнал его. Приготовив на всякий случай мушкет, он произнес:
— Если он вдруг обернется — это будет последний день в его жизни.
Эскадрон проследовал мимо. Какой-то человек в широком плаще зеленого цвета скакал рядом с графом Тилли.
— Если это не граф Сакс-Левенбургский, то это его приведение! — произнес в свою очередь Арман-Луи.
Каркефу положил мушкет на место.
— Вот так, — с горечью произнес он, — пуля теряет возможность вонзиться в тело отъявленного негодяя!
Они уже были недалеко от выходя их города, когда мимо них проследовал отряд буржуа, преследуемый имперцами. В отряде было много раненых.
— О! Лучше умереть здесь, чем продолжать убегать! — услышали они слова одного из них.
Арман-Луи посмотрел вокруг — везде он видел только пики и мушкеты, хмурые лица и раненых.
Вихрь движения привел путешественников в сад, окруженный с трех сторон высокими стенами. В то время, как де ла Герш искал выход, имперцы бросились в сад по стопам буржуа.
— Смерть еретикам! — вскричал валлонский офицер.
Лавина пуль обрушилась на буржуа и смешала их ряды. Вдруг лошадь Адриен споткнулась и упала на колени. Пришлось Арману-Луи посадить девушку к себе.
— Бегите! — обратился де ла Герш к Рено. — Я догоню вас, если смогу!
В этот момент м-ль де Парделан подошла к м-ль де Сувини и сжала её руку в своей.
— Твоя участь будет моей, — прошептала она с чувством.
Конечно, можно было преодолеть стену сада и достичь ворот, но лошадь, уставшая нести двойную ношу и к тому же дважды раненая, была не способна к подобным усилиям.
Вдруг Магнус спешился и, указывая концом шпаги вдаль, произнес:
— Смотрите, Жан де Верт!
— И с ним капитан Якобус! — добавил Каркефу.
И оба посмотрели на де ла Герш.
— Нет! Нет! Только не это! — вскричал он.
Но было поздно. Жан де Верт уже узнал их и, указывая на отряд капитану Якобусу, прорычал:
— На этот раз они будут моими!
Окруженный баварцами, он бросился в сад, а в этот же момент новый отряд всадников показался в конце улицы. Их кирасы блестели на солнце, они шли в полном порядке, со шпагами наизготовку. Возглавлял отряд какой-то человек.
— О! Да это граф Паппенхейм! — вскричал Арман-Луи, узнавший его.
— Тигр и лев! — заметил Каркефу, смотря по очереди то на баварского капитана, то на великого маршала империи.
— Следуйте за мной! — громко скомандовал де ла Герш. И, не разбирая хорватов, валлонцев, круша и разбрасывая всех, кто попадался им на пути, четверка смельчаков проложила кровавую тропу к кирасирам Паппенхейма. Тот, удивленный происходящим, взирал на бой с лошади.
— Граф! — обратился Арман-Луи к своему заклятому врагу. — Вот две женщины, они ни в чем не виноваты. Я вверяю их судьбу в ваши руки. Если вы действительно тот, кто называется солдатом, вы спасете их. Что касается нас, мосье Шофонтена и меня, то мы ваши пленники — вот моя шпага!
— И моя тоже! — прибавил Рено.
Жан де Верт наконец пробился через ряды буржуа и очутился рядом с лошадью мадам де Сувини.
— Наконец-то! — прошептал он и дрожащей рукой сжал руку девушки.
Увидев это, Паппенхейм встал между нею и баварцем:
— Господин барон! — произнес он надменным голосом. — Вы, наверное, забыли, что мадемуазель де Сувини находится под моим покровительством? Я отомщу каждому, кто посягнет на её безопасность!
Взгляды двух капитанов скрестились, подобно двум шпагам. Паппенхейм стоял в окружении своих кирасир.
Жан де Верт понял, что положение не в его пользу и опустил шпагу.
— Мадемуазель де Сувини — узница генерала императора Фердинанда, — произнес он. — Я ничего не имею против этого. Выкуп за неё войдет в казну Его Величества Апостольского и Римского, также как и выкуп за мадемуазель де Парделан.
Поклонившись Диане, он продолжил:
— Я думаю, что эту добычу командующий имперской армии, граф Тилли, кстати знакомый с маркизом де Парделаном, оценит по достоинству!
И Жан де Верт с достоинством отступил.
Имя графа Тилли было упомянуто в этом разговоре со смыслом, который не мог ускользнуть от Паппенхейма. Сейчас он становился в каком-то роде ответственным за судьбу молодых женщин. Жан де Верт наверняка расскажет графу Тилли о том, что произошло, а граф любил, чтобы ему подчинялись беспрекословно. Поэтому Паппенхейм предвидел, что он уже не сможет действовать так свободно, как он хотел. Первой его мыслью была мысль отплатить долг г-ну де ла Герш, отдав ему м-ль де Сувини. Это был бы самый благородный способ доказать на деле, что он ещё способен на героические поступки. Но принадлежат ли ему м-ль де Сувини и м-ль де Парделан сейчас, когда имя Его Величества, императора Фердинанда было произнесено?
В то время, когда Паппенхейм обдумывал все это, Жан де Верт не терял ни часа, направляясь к графу Тилли, чтобы рассказать ему о факте, свидетелем которого он стал.
Прибыв в расположение его войск, баварец поспешил к графу. Обрисовав во всех деталях картину произошедшего и назвав имена обеих женщин, которых судьба привела во вражеский лагерь, Жан де Верт не посмел напомнить графу Тилли о том, что они связаны кровными узами с одним из самых известных шведских сеньоров. Он не преминул остановиться на том, что по законам войны имеет на часть выкупа. Также этим правом должен воспользоваться главный генерал армии.
