– Не учите меня, адъюнкт! – огрызнулся Ваксель и крикнул, адресуясь к тем, кто был послан на берег: – Немедленно возвращайтесь на борт!
– Держат, ваш бродь! Не пущают! – не сразу отозвался Лепёхин.
– Сейчас отпустят… – сузил глаза лейтенант.
– Что вы намерены предпринять? – почуял недоброе Стеллер.
– Матросы, ружья готовь! – приказал Ваксель.
Стеллер взмолился:
– Прошу вас, господин лейтенант, только не по американцам… Они же дети природы, дикари…
Ваксель посмотрел на него презрительно, но к совету прислушался.
– Залп выше голов! – скомандовал он.
Грохот выстрелов ошеломил дикарей. Они отпустили пленников и попадали на землю. Вся троица, воспользовавшись удобным моментом, кинулась в волны и вскоре уже сидела в шлюпке.
– Гребите к кораблю! – Ваксель всё ещё опасался, что островитяне начнут их преследовать.
– Ясырем[96] у нехристей всё равно не остался бы! – запоздало хорохорился Лепёхин, хотя его потрясывало и от пережитого страха, и от купания в море. – Убёг бы, вот вам крест, братцы!
– Благодари Бога, Лепёха, что дикари эти огненного боя вовек не видывали, а то бы оне тя нынче на ужин изжарили…
– Был Лепёхин, а стал Окороков! Ха-ха-ха! – беззлобно потешались матросы, налегая на весла и косо поглядывая в сторону берега.
Но погони не было.
2
Матросы вшестером, подбадривая друг друга, поднимали из трюма бочку с водой.
– Васька, слышь! Мы же такую прежде втроем запросто ворочали…
– Ослабли, Кольша… Откудова силам взяться? Почитай третью неделю на однех сухариках живем… Эх, чарочку казёнки бы!
– Скажешь тоже, казёнки… Щец бы горяченьких, да досыта!
– А ну, робяты, кончай базар! Навались!
– Ухнем! Еще чуток!
Они выволокли бочку наверх, прошли по палубе несколько шагов.
Налетевший шквал резко качнул пакетбот. Бочка выскользнула из рук. Ударилась о палубу. Лопнули железные обручи…
Глядя, как драгоценная влага через шпигаты[97] стекает в океан, Чириков вздохнул:
– Парадокс: воды не мерено кругом, а не напьешься…
Вспомнилось, как приезжал после свадьбы с молодой женой Наташей в подмосковное именье её родителей, как ходили с ней на Истру. Июльский день был таким жарким, что, казалось, не кузнечики, а трава звенит от зноя. Наташа скинула платье, распустила по плечам густые золотые волосы, на солнце отдающие медью. Осталась в тонкой полотняной сорочке. Попробовала узкой, красиво изогнутой ступней воду и медленно вошла в реку:
– Вода теплая, как парное молоко!
Чириков жадными, восхищенными глазами глядел, как постепенно намокает подол сорочки, облепляя икры, бёдра, прорисовывая весь её гибкий и желанный стан.
Она окунулась. Обернулась к нему и медленно пошла к берегу. Мокрая сорочка облепила её грудь и живот. Чириков покраснел, но не отвернулся. Она засмеялась звонко, ладошками зачерпнула воду и плеснула в него.
Брызги обожгли разгорячённую кожу…
– Алексей Ильич, ваше высокоблагородие! Вам дурно? – вернул его к реальности голос Елагина.
Чириков очнулся и увидел, что стоит, прислонившись к фок-мачте, а Елагин поддерживает его, крепко обхватив за плечи.
– Вы едва не упали, Алексей Ильич, – извиняясь за невольное панибратство, сказал штурман. – Прошу вас, пройдите к себе… – и приказал вахтенному матросу: – Проводи господина капитана в каюту!
Чириков недужил уже несколько дней, но держался, старался не подавать виду. Скорбут, будь он неладен, вывел из строя половину команды. Влежку лежат Плаутин и Чихачев. И все из-за отсутствия свежей воды! Запасы не удалось пополнить даже тогда, когда у неизвестного острова к «Святому Павлу» на кожаных лодках подплыли местные жители. Они приняли в подарок несколько ножей, но пузыри с питьевой водой взамен так и не отдали…
Словно в утешение, на следующий день пошёл дождь, вскоре сменившийся мокрым снегом. Его собирали с парусов и палубы, растапливали в котле. Талая вода имела горьковатый, смоляной привкус, и её хватило ненадолго.
А вот шторма зарядили на многие дни.
– Сами виноваты, – укорял себя Чириков. – Разве можно было тратить время и идти по карте Делиля, поверив забулдыге Делакроеру!
– Да, Алексей Ильич, мы четырнадцать дней потеряли в поисках земли этого де Гамы! – согласился штурман.
– Этих-то дней нам теперь и не хватает, чтобы при доброй погоде домой возвратиться!
– Ничего, ваше высокоблагородие, дойдем! – бодрился Елагин.
Чириков благодарно улыбнулся. Сам понимал: надо дойти. Не только чтоб привезти карту открытых земель, но и побеспокоиться о спасении тех, кто остался на американском берегу…
Восьмого октября, когда прошли все ожидаемые сроки, наконец увидели Камчатку.
«В семь часов пополудни увидели землю, горы высокие, покрыты все снегом и по мнению места оных гор надлежит быть берегу от Авачи на норд, но ещё за туманом подлинно познать невозможно», – осторожно записал в шканечном журнале Иван Елагин.
Он ещё не верил, что самое страшное позади. И только когда к вечеру следующего дня открылся взгляду горбатый мыс Вауа, затрепетал огонек знакомого маяка, штурман перекрестился: всё верно, дошли!
И всё же ещё одну ночь им пришлось провести в открытом море.
Ветер дул встречный и мешал зайти в гавань. Паруса у «Святого Павла» в прошлую бурю были изорваны в клочья, корабль стал почти неуправляем. Недоставало, пройдя такой путь, наскочить на рифы у родного берега…
Только в девятом часу пополудни 10 октября 1741 года пакетбот вошел в Авачинскую бухту.
Елагин дрогнувшим голосом доложил Чирикову:
– Мы – дома, Алексей Ильич!
Дёсны у Чирикова страшно распухли и кровоточили. Он прикрыл глаза в знак того, что слышит Елагина. С трудом приподнял руку, поманил штурмана, долго вглядывался ему в лицо. Елагин исхудал до неузнаваемости, щёки ввалились, кожа сморщилась, как у старика. Шея тонкая, цыплячья, но глаза глядят молодо, губы твердо сжаты.
– Флагман здесь? – еле слышно спросил Чириков.
– Нет, Алексей Ильич, «Святого Петра» в заливе не наблюдаю…
– Сколько воды на борту? – поинтересовался Чириков, будто всё ещё в открытом море.
– Две бочки осталось, Алексей Ильич. И те с пойлом, что выпарили из морской воды…
Елагин понял и принял тревогу капитана – без свежей воды они в один день перемрут!
– Прикажи, Ваня, поскорей свозить людей на берег… Не приведи Господь, испустят дух, родную землю не увидев…
Елагин кивнул, хотя выполнить приказ не мог – лодки-то все потеряли, да и приказывать было некому. Пятнадцать служителей вместе с Дементьевым остались на Аляске. Шестеро моряков на обратном пути навсегда покинули сей мир. Не дожили до возвращения в гавань, буквально накануне скончались лейтенанты Плаутин и Чихачев. Уже нынче утром, не придя в здравое сознание, как был пьяным, преставился астроном Делакроер. В трюме недвижимыми лежат более трёх десятков морских служителей, измученных цингой…
