Александр Спеваковский - Дэзи Фрэдмэн и Стэн Капенда

Почти все, о чем говорится в этом приключенческом романе, было в действительности. Лишь ряд эпизодов для большей логичности и связности повествования выдуман, что, естественно, допускается в любых художественных произведениях.

Автору настоящей книги довелось побывать во многих местах земли и многое увидеть. Именно на основе личных наблюдений и других многочисленных и разнообразных фактов написана эта история, материалом для которой послужили реальные события, происходившие в конце ХХ столетия в разных государствах и в разное время, но объединенные одной сюжетной линией.

Героями романа, за исключением нескольких придуманных персонажей, являются не вымышленные люди, как здравствующие, так и те, которых, к сожалению, уже нет среди нас. Их имена изменены. Нередко в лице отдельных героев представлены обобщенные образы. В книге много автобиографических деталей и случаев из жизни друзей автора.

В данном романе, где сделана попытка на всем его протяжении держать читателя в напряжении, показаны многие положительные и отрицательные особенности, присущие человеку, сильные характеры главных героев, самопожертвование одних людей и эгоистичная сущность других. В нем говорится о глупом стремлении человеческих существ к власти, как самоцели, материальным ценностям и превышающим в размерах всякие человеческие потребности деньгам, ради которых люди готовы пойти на любые злодеяния и преступления, о борьбе добра и зла, о подлости, предательстве и преданности, о справедливости, дружбе и любви, правде и лжи, о том, без чего никогда не обходилось человечество и без чего оно не сможет существовать ни в настоящее время, ни в будущем.

Весна 1999 года. Нью-Йорк. Манхэттен. Вечер. Пресс-конференцию для журналистов по поводу американского самолета, сбившегося с курса во время бури над Атлантическим побережьем Африки, и подбитого над территорией контролируемой одной из групп ангольских сепаратистов юга республики Ангола, вел джентльмен, назвавшийся профсоюзным боссом и имевший имя Адриан Мочиано.

Мужчина был одет в хороший, но везде ему поджимающий, светлый костюм, белую рубашку и красный галстук. На ногах были надеты полуботинки неимоверно большого размера. Мочиано было примерно шестьдесят лет. Он имел слегка непропорциональную фигуру, с туловищем чуть длиннее ног, был крупен, немного тучен и весил никак не менее ста тридцати килограммов, вследствие чего очень потел, поминутно вытирая шею, лысину и уголки рта, где во время его зажигательной и страстной речи скапливалась белая пена, большим и уже достаточно мокрым от пота носовым платком. Мочиано постоянно шмыгал большим уплощенным и слегка раздвоенным носом, похожим на башмак, вытягивал из носоглотки макроту и с удовольствием проглатывал ее. Сразу было видно, что болтовня и демогогия являются любимым занятием Мочиано и занимается он этим делом почти профессионально. Лидер профсоюзов говорил хотя и быстро, но очень понятно, складно и убедительно.

Кроме того немного, что Мочиано сам о себе сказал и того, что было написано о этом человеке в проспекте пресс-конференции, никто из журналистов, присутствовавших на встрече, толком ничего о нем не знал. В проспекте Мочиано был туманно обозначен как один из руководителей вновь созданного профсоюзного объединения, поддерживавшего работников, осуществляющих перевозки.

Позади Мочиано на сцене, в нескольких шагах от него, стояли еще пять человек. Четверо группой и один чуть поодаль.

Двое из стоявших вместе мужчин были одеты почти в одинаковые, однотипные темно-серые костюмы, как-будто купленные в одном магазине на одной и той же распродаже в базарный день. Да и внешне они были похожи друг на друга с их среднего роста нормальной конституции фигурами, коротко аккуратно постриженными темно-коричневыми волосами и совершенно неприметными и незапоминающимися в толпе заурядными и нейтральными лицами. На вид каждому из них было где-то лет под сорок. Отличным было лишь поведение этих людей. Рэй Скотт, в своих темных очках, стоял совершенно неподвижно. Он опустил руки вдоль туловища, пальцы сжал в кулаки и был похож скорее на скалу, чем на одушевленное существо. О том, что Скотт не маникен, говорили только играющие желваки челюстей. Чеки Джанкинс, его сосед по сцене, напротив, являл собой образец нервно-несдержанного человека, все время переминающегося с ноги на ногу, будто желающего посетить туалет по малой нужде. Его левое плечо раза два в минуту подергивалось, а правый глаз часто непроизвольно подмигивал. И вообще казалось, что у него в скелете не хватает от рождения несколько костей.

Третий джентельмен, по имени Серж Жопэ, был уверен в себе, держался расслабленно и непринужденно, был слегка вялым и казался даже немного сонным, будто недосыпал последние лет двадцать – тридцать. Можно было подумать, что он сейчас уснет стоя и захрапит. Одет был Жопэ так же как и первые двое, но по возрасту был старше и обладал большой лысиной. Оставшиеся черные, но уже начинающие сереть от надвигающейся старости волосы, он зачесывал слева направо, прикрывая таким образом свою какую-то кривую плешь. Волос было мало, поэтому пробор начинался сразу от уха. Лысина, вероятно, появилась у Сержа давно и всю жизнь ему очень мешала, в связи с чем Жопэ постоянно пытался закрыть ее остатками волос. Подправлял он свою «прическу» почти поминутно расческой, которую держал в нагрудном кармане пиджака.

Своим очень широким лицом Жопэ напоминал чем-то главного героя сказки Джанни Родари Чиполлино, с той лишь разницей, что физиономия у него была чрезвычайно злая и украшали ее очень густые и широкие брови, отдельные волоски которых были слишком длинными и лезли прямо в глаза Сержу. Жопэ имел средний рост и нормальное телосложение. Но его сильно портило то, что от нарушения режима питания и переедания по вечерам он сильно пошел в ширь средней частью тела. У Сержа был большой живот при полном отсутсвии талии. Будучи редким и страшным эгоистом, он никогда и не под каким предлогом не отказывал себе в том, что любил, будь то связь с публичными женщинами, что ставило на его репутацию клеймо развратника, или безудержная тяга к большому количеству разного рода пищевых деликатесов, даже если это уродовало его внешность. А есть он очень любил и выпить тоже. Смакуя деликатесную пищу, он мог поглатить огромное ее количество.

Глядя на живот Жопэ, напрашивалась мысль, не страдает ли его владелец зеркальной болезнью, при которой больной имеет возможность разглядывать свои гениталии только в зеркало, стоящее напротив его, и хотелось задать вопрос о том, в состоянии ли он постричь себе ногти на ногах или завязать шнурки ботинок. Но это впечатление было неверным и обманчивым. Он и ногти мог постричь, и шнурки завязать. Несмотря на свой пузыреобразный живот, ему пришлось научиться это делать и дома, и вне семьи. Дома потому, что его третья по счету жена, изрядная сволочь, заботилась никак не о нем, хотя благосостояние семьи всецело зависело от Жопэ, а только о себе и еще о своих детях-бездельниках – таком же толстом как Серж сыне, воображающем из себя черт знает что, и постоянно отдыхающей неизвестно от чего, считающей себя сверхнесчастной, распущенной и такой же развратной как ее отец дочери. Вне дома, также как и в своем жилище, Сержу каждый раз приходилось заниматься чудесами акробатики, снимая где-нибудь и обувая обувь снова, из-за того, что у него чесалось между пальцев. А чесались у него пальцы в связи с экземой постоянно.

Жопэ был всегда очень угрюм и молчалив, а на мир глядел с подозрением и недобрыми глазами. Врачи-психиаторы обычно рекомендуют подальше держать от таких сумрачных типов маленьких детей. Он мог в течение всего дня не произнести ни слова, но иногда, когда был недоволен своими подчиненными, а ими он был всегда недоволен, вдруг вспыхивал и разрожался грубой площадной бранью и матом, невзирая на присутствующих, пусть даже это были и пожилые женщины. Это были гнусные по своей безобразности сцены. Случалось, что Жопэ и улыбался. Но это были улыбки лести, когда Жопэ хотел угодить своему начальству, перед которым он трепетал. Гадко улыбаясь он шутил для того, чтобы понравиться своим патронам. Бывало, что Серж и развязывал свой язык. Однако такое происходило с ним только в пьяном состоянии. Тогда он говорил много и почти без остановки, в том числе и чепухи, почти каждый раз обижая без причины одного, двух или всех своих собеседников, часто и других людей, попавшихся случайно под руку, но всегда только тех, кто от него как-то зависел или был ему незнаком и не мог оказать достойного отпора. Он совершенно спокойно мог выдать тайну, касающююся его самого или своих близких, но никогда того, что могло ему очень навредить по работе, так как это могло поставить под удар его многолетний сытый жизненный уклад, его благосостояние, без чего жизнь Сержа была невозможна. Здесь он был крепче стены, за что его ценило руководство.