Александр Мартынов - В заповедной глуши

Памяти Николая Ивановича Дубова, автора книг «Огни на реке», «Сирота», «Небо с овчинку», «Горе одному», «На краю земли», «Мальчик у моря», «Колесо Фортуны», «Отдельно стоящее дерево» — и других забытых произведений о действительно счастливом детстве даже для тех, кто осиротел, в великом и справедливом государстве-сказке, называвшемся СССР и разрушенном жадными нелюдями ради своих шкурных интересов — посвящает Автор эту книгу.

Начинало отчётливо вечереть, а я всё ещё шагал полевой дорогой, на которую вышел ранним июньским утром. Признаков человеческого жилья не было, не встречались и не обгоняли машины. В конце лета тут будет не протолкнуться от грузовиков, комбайнов и УАЗиков, снующих туда-сюда — но лето фактически только начиналось, и я уже к середине дня начал свыкаться с мыслью, что придётся ночевать где-нибудь на обочине, поставив палатку. Хотелось бы, конечно, найти ручеёк или колодец — в моей фляжке не осталось воды. Ещё немного хотелось вернуться в утро и позвонить со станции на кордон, чтобы меня встречали. Понадеялся на попутку, захотел пройтись своими ножками километров пять по белорусским просторам — так теперь не жалуйся.

В принципе, я ничего против такого ночлега не имел. Вес рюкзака с палаткой был привычен, впереди лежал большой отпуск, никто за меня не волновался, и где-то впереди вставала зелёной стеной (я хорошо себе это представлял!) загадочная и никогда ранее мною не виденная Беловежская Пуща. Но дорога задалбывала, как сказали бы мои юные подопечные, своим красивым однообразием: зелёные хлеба слева и справа, серая пыль под ботинками, синее небо без единой тучки над головой. Во всём мире двигались только я, да сошедшее к невидимому отсюда горизонту солнце. Тишину нарушали только шорох моих привычно бесшумных шагов, а ещё — птичье пение во ржи, негромкое и уже прощальное.

День кончался — в летней жаркой пустоте.

Поэтому я внутренне напрягся, когда увидел впереди — довольно далеко, после того, как миновал плавный широкий поворот дороги (зачем её так прокладывали, что объезжали?) — две человеческие фигуры. Люди шли рядом посередине дороги, и даже отсюда, толком ничего не различая, я понял, что они идут устало.

Ну что-ж, это были попутчики. Может быть, они добираются до какой-то неизвестной мне деревушки, или хоть полевого стана, затерявшегося «меж высоких хлебов» — и укажут дорогу мне. А если и нет, и кому-то пришла фантазия заночевать на дороге, как мне — я не имел ничего против компании. Неожиданностей и неприятностей я не боялся, будучи уверен на сто процентов, что, случись они, сумею справиться с любыми. Да и редки, судя по отзывам, такие неприятности на белорусских дорогах, это вам не Федерация, тут власть прочно держит в руках «батька Лука» — президент Лукашенко. Дураков по-настоящему нарушать его законы — нет. Никому не охота добывать сланец в пинских болотах…

Обдумав это, я поднажал. Секрет пешей ходьбы в том, чтобы всегда оставлять в себе вот такой резерв, НЗ, который можно пустить в ход в нужный момент. Если это умеешь — нет транспорта надёжней собственных ног.

Шедшие впереди стали приближаться. Они не оглядывались, я усмехнулся: я бы сам давно ощутил, что кто-то сзади, посмотрел…Эти — не умеют так. Или просто очень устали?

Я нажимал таким образом минут пять — и наконец ясно понял, что впереди шагают двое мальчишек. Когда сомнений в этом уже не оставалось, один из них оглянулся, а через секунду — и второй.

Они остановились, сдвинувшись поближе друг к другу и глядя на меня. Я подходил — ровным шагом, не спеша и не замедляясь, но внимательно рассматривая обоих. Лет по тринадцать-четырнадцать, где-то так, плюс-минус полгода. Примерно одинакового роста — высокие, но худощавые, хотя и не тощие. Босиком оба. Один — тот, что оглянулся первым — коротко стриженый, светлые волосы поблёскивают медным отливом под заходящим солнцем, широкая камуфляжная куртка висит поверх закреплённой на спине спортивной сумки, на светло-серой с чёрной отделкой майке — надпись

DRUM, RING![1] и рисунок — расправляющий крылья орёл на фоне пламени.

Джинсы подвёрнуты под колено, растоптанные кроссовки с засунутыми в них носками висят снизу сумки, подвязанные за шнурки. У второго — одетого полностью в камуфляж — куртка и более новые кроссовки тоже висели за спиной, на пятнистом рюкзаке — не туристском, а просто школьном. Камуфляжная майка была выпущена из штанов, но я различил кончик висящих на поясе ножен. С таким видом немного не вязались длинные — не до плеч, но длинные — русые волосы (впрочем, схваченные широкой красной повязкой с надписью Я ПРАВ, по обеим сторонам от которой весело скалились над скрещенными костями белые черепа), и длиннющие, загнутые вверх ресницы.

Фляжек не было ни у того ни у другого, и по блестящим разводам на лицах, выпаренных белых пятнах на майках и даже штанах, сухим губам я понял: мальчишки не пили с утра. Да, тяжеловато в такой день. И глупо.

Они смотрели на меня, на то, как я подхожу, похожими серыми с золотистыми искрами глазами, и я понял, что это — мои земляки. У белорусских детей, выросших при тоталитарном режиме «батьки», не бывает таких глаз — настороженных глаз людей, ждущих от мира взрослых только пакостей и бед. Такие глаза массово появляются только в демократических странах, когда в силу основного демократического принципа «делай, что твоя левая пятка захочет», homo homine lupus est[2]. У длинноволосого это было заметно чуть меньше, а рыжеватый смотрел практически взглядом волчонка. Собственно, я их понимал. Они видели молодого мужика в полувоенном, пропылённого, с рюкзаком, к которому прицеплены палатка и коврик, с ножом и топориком на поясе, в несокрушимых, тоже серых от пыли «берцах» и с чёрным беретом, заткнутым под погон: кто его знает, что ему надо-то?

Я решил взять инициативу на себя.

— Приветствую вас на территории свободной Беларуси, земляки, — я поднял над плечом правую руку и добавил: — Хау. Или Рот Фронт, как пожелаете.

Они переглянулись слегка растерянно. Коротко стриженный пожал плечами. Длинноволосый наклонил голову:

— Добрый вечер…

— Очень точно отмечено, — согласился я. — Вечер. Может быть, вы меня обрадуете и скажете, что идёте в находящуюся в паре миль отсюда корчму, где наливают эль и нарезают жареный окорок как раз к вашему приходу?