Удачный взгляд - Алексей Аверьянов

Это был плохой день, дождливый и холодный, несмотря на то, что близилась макушка лета. Я шёл с работы, где моё «обожаемое» начальство в очередной раз устроило головомойку самому виноватому из людей, я ещё и зонт не взял, с первыми каплями настроение упало совсем. Пройдя пару кварталов, я вспомнил, что совсем сегодня не ел, а так… позавтракал на бегу, и всё. Почему? Да сам не знаю, в обед была куча дел, и я всё утешал себя, что позже народу в столовой будет меньше, а когда разобрался с самым необходимым, в столовой всё равно была толпа, я плюнул и ушёл. В отделе чайник сломался: ни чаю, ни кофе, а есть бутерброды всухомятку было совсем тяжко. Вот такой вот день, не задался, и всё меня злило, вспомнил о еде, и в животе заурчало. Конечно же, рядом ничего не было, ну хоть «Ростикс» какой завалящий, так нет, пустая улица, лишь изредка пробегают люди под зонтами и скрываются в одних им ведомых подворотнях. Я, вообще, человек неприхотливый, мне бы и шаверма какая подошла. Ну вот, все мысли только о еде.

Пройдя ещё около сотни метров, я заметил ступеньки и неприметную вывеску «Мы открыты» и ещё меньше — «Литографическое Подворье». Решив хоть от дождя спрятаться, побрёл вниз. Массивная дверь с окошком, дёрнул — закрыто, но рядом звонок, яркий такой, зеленовато-оранжевый, как сразу не заметил, позвонил. С той стороны послышалась тихая музыка и через несколько минут шаги.

— Почитать или поесть?

Я опешил и постоял несколько секунд молча, потом до меня дошла комичность ситуации, и я робко ответил:

— Поесть, у вас же кормят.

Мне открыли. Молодой человек в ярких бриджах и потускневшей рубашке.

— Вы у нас впервые, насколько я понимаю? — я кивнул, и он продолжил. — Смотрите, вон столики, — он показал зал и подвёл меня к порогу комнатки, — здесь бар, можно выпить и послушать музыку, в зале, что за порогом, едят и читают. Говорит только тот, что на сцене, — я посмотрел в зал, но там было темно, — сейчас сцена пуста, — молодой человек улыбнулся. — Также одна из особенностей — это то, что нужно хлопать после выступления: чем громче хлопают, тем больше автор может получить еды и выпивки бесплатно. Меню на столиках, сейчас вас проводят.

Он махнул рукой, и к нам подошла девушка со свечкой в руках.

— Новенький. Проводи в зал на первые ряды, сегодня много не соберём, — девушка кивнула и, достав зажигалку, стала поджигать свечу, молодой человек удалился.

Мы двинулись к входу в зал, девушка была серьёзна, и мне её хотелось как-то развеселить, странно, но мне здесь уже нравилось, хотя обстановка желала лучшего, уж как-то странно всё здесь.

— А позволите вопрос??? — я спросил шёпотом, на грани слышимости, но девушка дёрнулась и, взяв меня за руку, потащила из зала, мы всего пару метров прошли.

— Да, конечно, спрашивайте. Но впредь даже не думайте говорить в зале и телефон выключите, вибрацию слышно.

Я улыбнулся, впервые я был в кафе, где правило тишины строже, чем в библиотеке.

— А почему у вас здесь всё так строго, в зале же почти никого нет и никто не читает. И вообще, что читают, кому хлопать? Объясните, мне очень интересно, я впервые у вас, но что-то есть в этом… кафе.

— Ох… А когда новеньких будет больше, что мы делать будем… О чём Кактус думает… — она замолкла, а я пытался понять смысл последней фразы. Предвкушение еды уже не так успокаивало, и я начинал опять нервничать и злиться.

— Кактус — это наш начальник, вы с ним говорили на входе, это его кафе. Сцена пуста, потому что ещё никто на ней не читает, мы никого не торопим и не заставляем. Читают у нас стихи и прозу, рассказы маленькие или отрывки, но чаще стихи. Почему такая обстановка? Не знаю. Правила Кактус вычитал у Робинсона Спайдера в «Детях Сатаны», там такой же бар был, только музыкальный. Ещё вопросы? — я мотнул головой, идея хорошая, персонал ни к чёрту, я бы даже сказал, ни к сатане.

Мы снова вошли в зал, пламя свечи колыхалось, и я заметил ещё несколько человек, сидевших за столиками: кто-то просто ел, кто-то что-то писал, один мужчина средних лет просто спал. Зал был переделанным залом кинотеатра, сцену я заметил не сразу. Она была, была… даже не знаю, как выразиться… отвратительна. На заднем фоне висел старый хромакей, вернее, два или три сшитых вместе, доски были грубыми, и из них торчали гвозди, их было, наверно, очень много, при свете свечи с расстояния в три-четыре метра всего не разглядишь. Наверху были «Юпитеры», новые и мощные, были и колонки, но микрофона я не заметил, была и кулиса, почему-то одна. А сам зал был в контраст сцене: тяжёлая мебель, только кресла театральные, пол дощатый, но так крепко сбит, что и малейшая досочка не смогла бы скрипнуть, на стенах обои — в полумраке они казались чёрно-белыми, но я видел, видел же, как они отблескивали всеми цветами радуги. Странное место, но даже если не смотреть на сцену, то весьма добротно всё сделано. Мы подошли к столику, девушка опрокинула и придержала мне сидение, я сел, она показала рукой на столик, там лежали три меню, пока я тянулся к одному из них, девушка поставила свечу на стол и ушла. Я всё же взял меню, есть очень хотелось, на первом, красном было написано «Золотой век», на синем — «Серебряный век», и лежала тетрадь в девяносто шесть листов с надписью «Новодел». В «Золотом веке» были деликатесы, как я понял, самые дорогие и редкие, я закрыл. «Серебряный» оказался более или менее привычным, стандартным, усреднённым меню кафе. Я с любопытством открыл «Новодел», там было всё максимально просто, листая его, складывалось впечатление, что его составляли с одной целью: чтобы каждый студент или даже школьник мог себе что-то из него позволить. Под меню лежала памятка: «Если вы захотели поесть, просто поднимите руку, к вам подойдут. Если вы пожелаете выступить, поднимите две руки, вас запишут на выступление. P. S. Между выступлениями Господа обслуживаются только по одному меню. Лица старше восемнадцати — не более пяти блюд «Новодела», лица старше двадцати одного — не более трёх блюд «Новодела», лица старше двадцати пяти из меню «Новодел» не