Полезными оказались наши контакты с софийской партийной организацией. Она была тогда разделена на несколько крупных партийных секций, наиболее активными являлись Лозенская и Ючбунарская… Мы ходили на собрания, слушали доклады, наслаждались искусством чудесного самодеятельного хора имени Георгия Киркова, дававшего прекрасные литературно-музыкальные концерты, подолгу засиживались в библиотеке Центрального Комитета…
Обучение в школе завершилось общим собранием, на котором выступил секретарь партии. «К марксистскому образованию мы должны относиться как к революционному делу», — сказал Васил Коларов и призвал нас самостоятельно расширять знания, полученные в школе, следить за революционной теорией, распространять марксистское учение среди широких партийных и трудящихся масс.
В самый канун моего отъезда из Софии Тодор Луканов отвел меня в кабинет Коларова: «Он знает о тебе, следил за твоей работой в школе и хочет лично побеседовать по некоторым вопросам».
Я смутился. О чем хочет побеседовать со мной секретарь партии? О военной работе Плевенской организации и моей лично? Мои предположения подтвердились. При нашем появлении Васил Коларов энергично встал из-за большого письменного стола, заваленного книгами, и подал мне руку.
— Рад вас видеть, молодой товарищ, — улыбаясь, сказал он и пригласил нас сесть за небольшой столик. — Ну, вы довольны тем, что дала школа? Узнали что-нибудь ценное о работе Софийской партийной организации? Остались ли невыясненные проблемы? Удалось ли найти интересовавшие вас книги в библиотеке?
Коларов держался со мной как равный с равным.
— Всем, что дала мне школа, я доволен, — был мой ответ, — невыясненных вопросов не осталось, возвращаюсь в Плевен, готовый выполнять любое партийное поручение.
— Даже взрывать железнодорожные мосты, не так ли? — перебил меня Васил Коларов, лукаво улыбаясь.
Я удивился: неужели он знает о нашем намерении? А впрочем, почему бы секретарю партии не быть осведомленным о действиях Военного центра?
— Товарищ Недялков докладывал о вашем предложении, — продолжал Коларов. — Центральный Комитет благодарит вас за проявленную инициативу. Мы сообщили об этом Каравасилеву. Нужно только соблюсти одно условие — это требование категорическое, — подчеркнул Коларов, — взорвать товарный состав так, чтобы при этом не пострадал ни один невинный человек…
— Так мы и планировали, товарищ Коларов, — ответил я. — У нас было намерение взорвать не обычный состав, а состав с оружием…
— Великолепно! — одобрил Коларов. — Экспроприируя оружие из вагонов, мы оказываем помощь русским коммунистам, но, если мы добьемся полного прекращения подвоза оружия для Врангеля и Деникина, то такая помощь будет более эффективной… Разумеется, — добавил он, — не надо создавать иллюзий, что реакционная Европа надолго оставит белогвардейские армии без оружия. Существуют и другие пути в Крым и Одессу. При этом по всему Черному морю рыскают военные корабли Англии и Франции. Но как бы то ни было, даже если мы только на день сорвем поставку оружия и боеприпасов для белогвардейцев, то тем самым окажем поддержку Советской России. А это наш главный интернациональный долг.
На прощанье Васил Коларов передал привет Василу Каравасилеву и всей окружной организации.
— Я родом из Шумена, но начинал партийную деятельность в ваших краях… — объяснил он.
Этот факт был нам известен. В 1895—1897 гг. Васил Коларов, тогда учитель Никопольской трехклассной школы, не только вел культурно-просветительную работу среди населения, но и основал первую социал-демократическую организацию в этом глухом провинциальном городке. Ему пришлось покинуть Никополь: администрация школы уволила его за «антигосударственную агитацию».
Я вернулся в Плевен после обстоятельной беседы с Антоном Недялковым. Образованный партийный деятель, бывший офицер (во время войны он был на фронте), Антон Недялков слабо знал подрывное дело. То, что он сказал мне, я знал и сам, то были всего лишь самые общие и приблизительные сведения о подобного рода операциях. «Это все, чем мы можем помочь, товарищ, — извинился Недялков. — Пусть ваше руководство поищет необходимых людей и средства на месте».
…И вот однажды ночью мы с Костой Первановым, вооруженные пистолетами, сидели в зарослях сирени неподалеку от моста через реку Вит. Мост мы заминировали. Оказалось, что нам не с кем посоветоваться о том, какое количество взрывчатки нужно заложить под рельсы, Каравасилев, Халачев и Иван Зонков знали чуть больше нашего, то есть почти ничего. Пришлось положиться на свой фронтовой опыт. Мы наполнили небольшой деревянный патронный ящик взрывчаткой и установили его под шпалой где-то на середине моста. Примитивно изготовленный взрыватель должен был вызвать взрыв, как только паровоз окажется на рельсах над патронным ящиком. Дальнейшее мы представляли себе так, как это описывалось в книгах: железный мост рухнет в реку, а вместе с ним с адским грохотом полетят в пропасть вагоны, весь железнодорожный состав… Солидный железный мост длиной в пятьдесят метров, весь искореженный взрывом, будет покоиться на дне реки Вит…
Так думали мы, предвкушая сладость успеха. Ночь была облачной, январский снег скрипел под ногами…
На железнодорожной линии не было ни души — мороз прогнал все живое. По существу, мы на это и рассчитывали. Перед этим мы с Костой провели в укрытии у моста две ночи, чтобы установить, в какое время совершает обход железнодорожный сторож. У нашего товарища-железнодорожника мы узнали точное расписание поездов. Из Софии нам сообщили данные об очередном составе с оружием. Предварительная разведка была проделана тщательно, теперь оставалось главное.
Мы сидели, не сводя глаз с того места, где должны были показаться огни паровоза.
Огни показались почти на час позже, чем мы предполагали. «Такое большое опоздание? Почему?» — мелькнула тревожная мысль. Несмотря на январскую стужу, мы обливались потом.
Состав приближался необычайно медленно. Почему? В результате двухдневных наблюдений мы установили, что товарные поезда следуют по железнодорожному мосту со скоростью примерно 40 километров. Почему же этот еле ползет?
Пыхтя и громыхая, паровоз наконец въехал на мост и так же медленно, как бы ощупью, приблизился к месту взрыва.
И тут из-под колес паровоза вырвалось пламя. Звук взрыва донесся до нас несколькими секундами позже. Долетел и заглох, повторенный эхом в ущелье реки Вит.
Мы с Костой вскочили и чуть не закричали от радости. Но крики радости застряли в горле. Мост стоял целехонький и невредимый. Целым и невредимым был и паровоз, замерший, как споткнувшийся конь, у места взрыва…
