— Я учусь в техникуме, на заочном. Правда, бываю там редко. Тренировки, сборы…
— Плохо.
— На какие средства я живу? — Шурик взглянул Сажину в лицо.
— А на какие средства ты живешь?
— Я работаю тренером с юношеской группой.
— Видишь, ты работаешь.
— Да ведь опять же на тренерскую работу времени почти не остается, — Шурик снова посмотрел на Сажина.
— Так и скажи, что ты плохо работаешь. Зигмунд, например, хирург, Роберт — ветеринар, он своих жеребят словно детей нянчит. Александр Бодрашев в техникуме показывается нечасто, так же как и на работе… Ну, хватит разговоров. Отправляйся в гостиницу. Знаешь дорогу?
— Найду, — Шурик проводил Сажина взглядом и увидел, как к тренеру подошел его давешний приятель, дядя Карл, взял под руку и пошел рядом. Шурик хотел было догнать и поздороваться, но передумал и побрел обратно.
Лемке разговаривал по телефону.
— Встретился с Петцке? Спасибо, вы свободны, — он повесил трубку, телефон снова зазвонил. — Слушаю.
— Господин Лемке, беспокоит администратор. Как вы и распорядились, мы дали в афишах замену Дерри на русского, билеты все проданы. Поздравляю вас, господин Лемке.
— Спасибо, спокойной ночи, — Лемке положил трубку, щелкнул зажигалкой, посмотрел на пламя и вновь взялся за телефон.
Карл и Сажин раскланялись с хозяйкой маленького кафе и заняли столик в углу.
— Французский коньяк, шотландское виски, русскую водку, — Карл не обращал внимания на удивленную хозяйку, — можете не подавать. — Он подошел к стойке, оглядел блюдо с сандвичами и выстрелил в него пальцем. — Представьте, Матильда, что к вам зашли голодные студенты, которые нашли на улице кошелек. Две яичницы с ветчиной и кофе!
— Кофе по рецепту дядюшки Иоганна? — лукаво улыбаясь, спросила хозяйка.
Карл бросил на хозяйку пронизывающий взгляд, протяжно вздохнул и прижал ладони к груди.
— Прекрати, озорник! — Хозяйка вильнула юбкой и скрылась на кухне.
— Ты опасный парень, Карл. — Сажин отодвинул для товарища стул.
Карл сел и воинственно выдвинул подбородок.
— Знай, презренный гладиатор, что в моем лице криминальная полиция потеряла гениального сыщика.
Из кухни доносился грохот, и в зал вбежала хозяйка.
— Эти горшки прыгают сами! — Она поставила на стол сковородки с шипящей яичницей и две глиняные кружки.
Карл взял кружку и сделал маленький глоток.
— Ну? — Хозяйка грозно нахмурилась.
Карл покосился на Сажина и прошептал:
— Он выдержит, Матильда, я за него ручаюсь.
Хозяйка фыркнула и убежала, а Карл повернулся к Сажину.
— Говорят, в Америке есть собаки, натасканные специально на негров, а я безукоризненно натаскан на фашистов. Узнаю по запаху. Не улыбайся! Я сегодня вновь убедился. Элегантные костюмы, улыбки, бархатные интонации. — Карл сделал небрежный жест. — Я их кожей чувствую. Еще они не знают, куда девать руки, все перекладывают с места на место. И приемчик у меня один имеется, — он посмотрел на часы и обнажил на запястье черные цифры. — Глаза, Миша! Фашиста окончательно выдают глаза! Ты видел клеймо, и хоть бы что. Подумаешь, редкость, и у тебя имеется. А обыкновенный человек внимания не обратит. Фашист же, — Карл зацепил вилкой кусок ветчины и вытаращил на него глаза, — уставится и тут же улыбнется. Мордашка ласковая, мол, ничего не видел, ничего не знаю, не имею никакого отношения. Такая улыбочка — великая вещь, Миша.
Шурик шел по улице и разговаривал сам с собой:
— Перед сном Сажин велел гулять, я гуляю. Могу я чуть-чуть заблудиться и погулять подольше? Могу. Предположим, что я заблудился.
Он свернул в первый же переулок и зашагал не оглядываясь.
Александр Бодрашев за границей. Огни реклам, и он запросто топает по Вене. Здесь происходили исторические события. Какие? Здесь часто проводят конгрессы. Шил Иоганн Штраус. Кажется, впрочем, Штраусов было два. Отец и сын. Может, они тоже ходили по этой улице. Сейчас по ней идет Александр Бодрашев из Марьиной рощи. Иностранец.
Шурик сложил светящиеся неоновые буквы и прочитал: «Максим». (В Париже у «Максима» собирались эмигранты, потом они, кому повезло, работали водителями такси.) Он прошел мимо и продолжал вспоминать, что ему еще известно о парижском «Максиме». Кому не повезло? Княгини выходили на панель. В его представлении панель была узкой полоской тротуара, выложенной кафельными плитками, такими облицовывают уборные. Мужчины? Что было с мужчинами? Ага, гусары и гвардейцы работали наемными танцорами. Танцевали за деньги, что ли? Нет, что-то вроде сутенеров. Развлекали богатых американок. Он остановился, переступил с ноги на ногу и пошел назад. Голубые неоновые буквы были на месте. Шурик засвистел «Варяга» и пошел в нешибко освещенный подъезд. В вестибюле к нему навстречу неторопливо двинулся высокий мужчина во фраке.
— Я не спутаю тебя с графом. Не на такого напал, — пробормотал Шурик и хотел пройти мимо, но фрак наклонился и сказал:
— Добрый вечер. Я правильно говорю по-русски? — Фрак улыбнулся.
— С акцентом, — невозмутимо ответил Шурик, позволил снять с себя плащ, заплатил сорок шиллингов за вход и, словно на ринг, поднялся в зал.
Зал был небольшой и довольно уютный. Напротив, по диагонали, освещенная сцена, опущенный занавес; налево — полукругом стойка с яркой губастой блондинкой; перед сценой — столики, отгороженные друг от друга невысоким барьером.
— Желаете сесть?
Шурик повернулся, он не заметил, что фрак почтительно следует за ним.
— Постою, там посмотрим, — буркнул Шурик и подошел к стойке.
Блондинка тяжеловесно порхнула вдоль стойки и спросила:
— Говорите по-английски?
— Нет, — ответил Шурик.
— По-немецки?
— Немного.
За спиной что-то сказали на незнакомом языке; Шурик понял только одно слово: «русский», и резко повернулся. Фрак улыбнулся, из носа у него торчали волосы.
— Вы меня извините, — он поклонился, — но ухаживать за гостями входит в мои обязанности. Я сделал за вас небольшой заказ. У нас такой порядок — не заказывать нельзя.
— Спасибо, — Шурик с удовольствием врезал бы по печени долговязому фраку, перестали бы быть видны рыжие волосы в носу, фрак бы согнулся пополам и ткнулся бы напомаженным пробором в стойку. — Спасибо, — повторил он, — закажите мне еще бокал минеральной воды. Без льда.
Фрак дал барменше команду и снова повернулся к боксеру.
— Господин поет? — он тронул выпирающий кадык.
— Да. В легком весе, — сказал Шурик басом и отвернулся.
Барменша подвинула ему чашку кофе, плеснула в бокал коньяку, поставила бокал с водой и хотела отойти, но Шурик остановил ее вопросом:
