“Будто хочет специально загородить дверь”, — подумал он.
— Как сеньорита? — спросил Ловетти, вздрагивая от волнения.
Женщина пожала плечами.
— Хочу взглянуть на нее.
— Может, не надо, сеньор? Она недавно задремала…
— Отоприте! — теперь Ловетти был убежден, что Луизы нет в комнате. — Отоприте немедленно!
Служительница повиновалась.
Луиза лежала на диване — как показалось Ловетти, бледная и осунувшаяся. Увидев посетителя, сделала попытку улыбнуться.
— Мне уже лучше, — сказала она. — Голова почти перестала болеть. Остается озноб. Но и это пройдет. Не дадите ли сигарету?
— Вы сошли с ума — курить при таких обстоятельствах! Лежите и не шевелитесь. — Ловетти притронулся ко лбу девушки, негодующе обернулся к служительнице: — Компресс совершенно сухой!
Он ждал в коридоре, пока меняли компресс. Затем, когда женщина вышла из комнаты, осведомился о хозяйке кондитерской.
— Сеньору попросили срочно прийти в кухню, — последовал ответ.
— Отправимся туда и мы.
— Как будет угодно сеньору.
Женщина остановилась в конце коридора. Она была в нерешительности.
— Мы у дверей в кухню. Сеньор пожелает войти?..
Ловетти кивнул.
Обширное помещение было затянуто вуалью пара. Возле большого стола трудились женщины. Вместе с ними работала в белоснежном халате и хозяйка.
Гость был замечен, как только появился в дверях. Хозяйка с поднятыми к лицу руками поспешила навстречу.
— Вы как хирург, — пошутил Ловетти. — Будто возвращаетесь из операционной.
Сизова шевельнула пальцами, сплошь вымазанными мукой:
— Конечно, ремесло наше по сложности уступает работе хирурга, но оно так же необходимо людям.
— Почему вы сами делаете эту работу?
— Показываю, контролирую, учу. Давно взяла за правило — все сколько-нибудь сложное держать под неослабным контролем…
— Потому-то и добились успеха. Но мы скучаем без вас. Когда закончится эпопея с тестом?
— Думаю, в ближайшие пятнадцать минут. — Сизова посмотрела на большие часы над дверью: — Боже, вот-вот начнется передача хроники из Парижа. Идите и включите радио. Вдруг этого смельчака, который взорвал мину на пути президента, поймали и он стал давать показания!
Ловетти вернулся в комнату для гостей, включил радио и тотчас приглушил звук — из динамика хлынула музыка.
— У вас какие-то сомнения в отношении хозяйки кондитерской? — спросил Лашке.
— Смутная тревога. Не могу взять в толк, откуда она…
Музыка в динамике оборвалась. Диктор сообщал: человек, заподозренный как участник покушения на президента де Голля, был доставлен в полицейский комиссариат для допроса. Однако допрос не состоялся: арестованный вдруг лишился сознания. Вызванный врач констатировал остановку сердца. Была предпринята попытка реанимации, врачи пошли даже на то, чтобы произвести прямой массаж сердца предполагаемого преступника. Но все оказалось тщетно. Преступник умер, не раскрыв рта.
Повторный тщательный обыск ничего не дал. Не найдено ни единого документа, который позволил бы определить личность умершего или хотя бы его национальную принадлежность. Конечно, исследованы пальцевые отпечатки. Но в картотеках полиции Франции человек с подобными папиллярными узорами не зарегистрирован. Теперь у расследователей вся надежда на картотеки Интерпола.
Выслушав информацию, Ловетти заулыбался, шумно перевел дыхание:
— Не поможет ни Интерпол, ни сам дьявол!
— Не понимаю, чему вы радуетесь? — резко сказал Лашке. — Неудачу хотите выдать за победу. Ведь объект невредим. А впереди акции не менее трудные, в частности против персоны Четыре семь. С чем вы пойдете на эту глыбу? Надеетесь на успех при столь низком уровне подготовки?
— Предложите лучший вариант. Дайте свое решение проблемы.
— Решение есть, и вы знаете, что я имею в виду.
— Речь идет о русской ученой?
— О ком же еще! Я заполучил ее, доставил на остров. Она вполне может заменить француза. Почему не работаете над ней более энергично?
— Последние сообщения Аннели… — Падре, все это время державший чашку, поставил ее на стол, вытер пальцы салфеткой.
— Не верю! — перебил его Лашке. — Не верю, что русская добровольно пойдет к нам на службу. Весьма квалифицированные специалисты уже сломали зубы об этот гранит. Сломаем и мы, если не отыщем другой путь. Убежден, справиться с ней можно, только применив силу.
— Что вы имеете в виду? Побои? Быть может, смирительную рубашку? — в голосе Ловетти была откровенная насмешка.
— Ни то ни другое. Есть путь куда более эффективный. Впервые его применил Вольфрам Зиверс. В лагере Биркенау потребовалось заставить работать некоего видного патологоанатома. Строптивый поляк не шел на контакты, хотя к нему применили весь арсенал средств принуждения, включая те, что были вами названы… И тогда заключенному впрыснули наркотик.
Поляк бешено сопротивлялся, но сила есть сила. На следующее утро инъекцию повторили. Так продолжалось две недели — каждый день новая доза наркотика.
Организм привык к инъекциям. Теперь заключенный считал минуты до того времени, когда к нему придут люди со шприцем. И вот инъекции прекратили.
Поляк валялся в ногах у Зиверса, умоляя, чтобы ему дали наркотик. Он был готов на все, лишь бы получить очередную дозу.
— Этот человек должен был погибнуть, — сказал Ловетти.
— Он и погиб. Но до этого хорошо потрудился на Зиверса. И русская тоже обречена, будет она с нами или нет. Не отошлем же мы ее назад!.. Нет, пусть потрудится на острове. А там, чем черт не шутит, вдруг и в самом деле смирится, станет послушной. Тогда можно будет предпринять необходимое лечение…
Выговорившись, Лашке откинулся в кресле, закрыл глаза.
— Я согласен с тем, что сейчас услышал, — сказал падре.
Ловетти молчал, погруженный в раздумья. Вот он вздохнул, потянулся за сигаретами. Лашке зажег ему спичку.
— Спасибо! — Ловетти глубоко затянулся сигаретой. — А какой был наркотик?
— У меня записан рецепт. Найду его, когда вернемся на остров.
Разговор прервался. Вошла Сизова, как всегда улыбающаяся, элегантная, подтянутая. Садясь в кресло, бросила взгляд на приемник:
— Были новости? Смельчак, которого схватили, стал говорить?
— Нет, — Лашке поднялся с кресла, сунул руки в карманы, расставил ноги. — Смельчак не заговорил и вообще никогда не раскроет рта. Он мертв. Умер перед тем, как его собирались допрашивать, вдруг повалился на пол перед ошеломленными полицейскими. Вот ведь как умеют умирать люди — в самый нужный момент… Но бог с ним. Сейчас разговор о вас. Вы напоминаете мне одного близкого человека. Мою жену.
