– И что произошло?
– Она рассталась с ним, – пожав плечами, сказала Ямина. – Рассталась с моим отцом. Делегация уже должна была отправиться домой, и, поскольку было решено, что на обратном пути телохранители ей уже не нужны, с ними расплатились и расстались. Моя мать ждала до самого последнего момента, а затем бросила его.
– И это был последний раз, когда она его видела?
– Нет. Пять лет спустя она вдруг почувствовала настоятельную потребность сообщить ему обо мне. – Девушка посмотрела в окно и вздохнула. – Она отправила ему весточку. Не знаю, каким образом, и не знаю, куда именно… Но спустя какое-то время он приехал к ней.
Константин снова начал шевелить пальцами, и, когда Ямина посмотрела вверх, на потолок, она увидела фигуру мужчины, которого несли по небу огромные птицы. Она поняла, что имел в виду Константин, и улыбнулась в темноте.
– Несмотря ни на что, он все-таки сумел пробраться к ней, – сказала она, все еще глядя на потолок. – К тому времени моя мать уже была замужем, причем, конечно же, давным-давно. Мой дед позаботился об этом, и Нотарас с радостью согласился с его предложением. Моя мать была… Она была красивой. Она пребывала в одиночестве, если не считать ее слуг. Я думаю, что мой отец наверняка наблюдал за ней некоторое время, пока не убедился, что сможет проникнуть в ее покои незаметно. Моя мать говорила, что я была со своей няней и что мой отец, воспользовавшись этим, пришел к ней. Она обнаружила шрамы на его спине и ногах и спросила о них. Мой отец рассказал ей, что ее люди пришли к нему в тот день, когда она рассталась с ним. Они выломали дверь и подожгли дом. Он сумел выбраться из горящего дома только потому, что ему помог его друг.
– Тогда это настоящий друг, – заметил принц.
– Да, самый лучший, – сказала Ямина. – В общем, они долго разговаривали друг с другом, и… и они были вместе, когда… когда ее муж вернулся.
– И что затем произошло?
– Началась драка. Моя мать не рассказывала мне подробностей того, что случилось. Но в этой потасовке мой отец убил Мартина Нотараса. Позже мать призналась, что мой отец умолял ее уехать с ним. Он просил позвать меня, чтобы затем мы обе уехали вместе с ним.
– А почему бы нет? – Константин внимательно посмотрел на девушку.
Ямина обреченно пожала плечами.
– Куда они… мы… могли бы отправиться? – спросила она, не ожидая на этот вопрос ответа. – Моей матери после долгих уговоров удалось убедить его в том, что будет лучше, если он покинет нас. И он… и он так и поступил.
Некоторое время они сидели в полном молчании. Затем Константин потянулся к девушке и взял ее руку в свою, словно почувствовал, что она уже давно этого хотела.
– Моя мать говорила, что последние слова, которые он произнес, прощаясь с ней, были своего рода извинением.
Константин молча гладил тыльную часть ее ладони своим большим пальцем.
– Он сказал ей, что доставляет всем неприятности, – добавила Ямина.
– А ты знаешь, как его звали? – спросил принц.
– Конечно, знаю, – ответила она и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала: – Моим отцом был Бадр Хасан.
Дни осады воспринимались в Великом Городе как затянувшаяся болезнь. На протяжении всех этих дней – причем, казалось, постоянно – император находился среди своих воинов и среди своего перепуганного народа. Где молились жители города, там молился и он – и в соборе Святой Софии, и в двух десятках других святых мест. Когда они шли процессией по улицам, неся самую почитаемую и надежную икону, на которой была изображена Дева Мария со своим младенцем и которая называлась «Одигитрия», он возглавлял это шествие и брел, как и все другие, склонив голову под той тяжестью, которая на них давила.
Император доверил ремонт и оборону стен Джустиниани, и это было одно из его лучших решений, ибо генуэзец при выполнении данного поручения не только умело использовал свой многолетний боевой опыт, но и проявил себя как гениальный тактик. Как только у него появлялась такая возможность, он отправлялся осматривать стены – все двенадцать миль этого каменного пояса. Стены, конечно же, во многих местах были повреждены, но по-прежнему оставались крепкими и все еще надежными.
– Они уже не выдерживают, – заявил Минотто, когда генуэзец прибыл во дворец. – Этот турецкий обстрел уж слишком мощный. Мы, похоже, проиграли еще до того, как начали сражаться!
Джустиниани, ничего не сказав, покачал головой. Он окинул взглядом своих людей и выбрал среди них двадцать человек, чтобы поехать вместе с ними осматривать места самых больших разрушений в стенах. Уже собравшись идти, он вдруг, как будто о чем-то вспомнив, показал на Джона Гранта.
– В такое время, как сейчас, нам очень нужна удача, и побольше, – заявил он и улыбнулся.
Джон Грант невольно улыбнулся ему в ответ. Почувствовав какое-то необъяснимое желание посмотреть в этот момент на Ленью, он не стал сопротивляться. Их глаза на мгновение встретились, и она кивнула юноше, как будто требовалось ее согласие и как будто оно имело для него большое значение.
– Посмотрим, явятся ли к нам твои орлы, – сказал генуэзец.
Джон Грант, смутившись, снова поискал глазами Ленью, но она куда-то исчезла. Он стал рыскать взглядом по крепостной стене и по земле с ее внутренней стороны, но его матери нигде не было видно.
Два десятка людей, отобранные Джустиниани, отправились во главе с ним к внешней стене, в которой зияли огромные бреши с рваными краями. Однако ров, простейшее из оборонительных сооружений, но теперь ставшее бесценным, все еще оставался нетронутым и преграждал путь противнику. Джустиниани был таким взволнованным, каким Джон Грант его еще никогда не видел: он то ездил верхом взад-вперед перед кучей обломков, лежащих на дне бреши в стене, то слезал с коня и забирался на эту кучу, чтобы взглянуть с них на ров и полосу никем не занятой земли за ним.
– Они сделали эту войну войной камня против камня, – сказал он. – И результаты получились в их пользу.
– Что мы можем сделать? – спросил Минотто. Он произнес эти слова тихо и спокойно, однако Джон Грант все же почувствовал в его голосе тревогу.
Джустиниани сел на корточки и поднял с земли обломок камня величиной с мужской кулак. Из-за сырой весны почва оставалась влажной и мягкой, и кое-где на ее поверхности виднелись большие скопления жидкой или вязкой грязи. Генуэзец встал и швырнул обломок далеко от себя. Все, проследив взглядом за полетом камня, увидели, как он шлепнулся в грязь с хлюпающим звуком.
– Видите? – сказал он. – Видите, как мягкое препятствие ловит и удерживает камень?
