Седоволосый мужчина, с коротким поперечным шрамом на лбу, наклонился к огоньку, сжимая в губах толстую самокрутку. Выпустив струю дыма, он сказал, имея в виду зажигалку:
— Хорошая машинка. Подари.
— Дареное не дарят, — ответил я.
Чуть повернув голову, седоволосый сказал в темноту:
— Клава.
Из-за бочек неслышно, точно скользя над землей, появилась закутанная в платок Клавдия Ивановна. Одета она была гораздо проще, скромнее, чем днем. Теперь я понял, что перед нами те самые люди, которые весь вечер сидели возле забора, слушая голосистую гармошку.
Посмотрев на меня, Клавдия Ивановна кивнула седоволосому, не сказав ни слова.
Через секунду она опять исчезла. А во мне заметалась мысль: может, я сплю и все это только кажется?
— Почему на вас форма? — спросил седоволосый.
— Не ходить же мне голому.
— Вы не офицер.
— А вы? Вы кто такие? — Дотошность седоволосого взвинтила меня, и теперь я говорил пренебрежительным, ленивым голосом, который может считаться уместным лишь за полминуты до начала драки.
— Мы местные жители, — сказал седоволосый.
— Это не ответ, — возразил я.
— Помоги мне подняться, — неожиданно попросил Микола. Его желание было очень некстати, потому что, пока я наклонялся, они могли сбить меня с ног и легко повязать нас. Но они не сделали этого.
Микола стоял не твердо, по-прежнему чуть пошатывался. Но глаза его были зрячими. Смотрели испытующе.
— Мне сказали, — с трудом выговаривая слова, начал Сгорихата, — что у вас можно одолжить бот под названием «Петр Великий».
Я решил, что Микола бредит. Однако седоволосый, переглянувшись со спутниками, четко ответил:
— Бот требует ремонта. Имеется лодка под названием «Катюша».
— Товарищи… — произнес Микола и со стоном рухнул на землю.
Одновременно седоволосый со шрамом на лбу и я подались к Миколе.
— Что с ним?
— Ранен в плечо.
— Вас преследовали?
— Мы шли порознь. Он не успел рассказать мне подробности.
— Принесите немного воды.
Ушел тот, что без гармошки. Вернулся быстро. Вода капала из фуражки, желтая, с искорками. И пальцы у мужчины были мокрыми. Значит, колодец был неглубоким, и, черпая фуражкой воду, он замочил руки.
Седоволосый плеснул прямо в лицо Сгорихате. И Микола очнулся. Он дышал тяжело, хрипло. Но все же сделал попытку встать. Мы подхватили его. И поставили на ноги.
— Товарищи, — сказал Сгорихата.
Он умолк, словно забыл следующее слово.
— Вас успели предупредить, что явка на Святославской недействительна? — спросил седоволосый.
— Все же кто вы? — вопросом на вопрос ответил я.
— Странно… Откуда же вы знаете пароль?
— Я не знаю никакого пароля.
— Он говорит правду, — подтвердил Микола. — Пароль знаю я. Кравец был послан за мной вдогонку, чтобы предупредить о проваленной явке.
— Мы вторые сутки держим Святославскую улицу под наблюдением с этой же целью, — сказал седоволосый.
— Если не ошибаюсь, вы товарищ Матвей, — Сгорихата сейчас дышал спокойнее. — Коваленко мне рассказывал, как вы бастовали на Путиловском… И про шрам…
Матвей усмехнулся:
— Этим шрамом царская охранка меня на всю жизнь пометила.
Слушая их разговор, я изумлялся. Причем изумление мое не было вызвано приливом восторга. Наоборот, я не очень доверял этому Матвею. И боялся, что из-за потери крови Сгорихата утратил бдительность. И теперь выбалтывает военные тайны первым встречным, быть может, подосланным тем самым капитаном Димовым, которому мы должны устроить неприятности в жизни и помешать отбыть к турецким берегам.
— Нужно поскорее уходить отсюда, — сказал Матвей.
— Правильно, — согласился я. — Но прежде я должен поговорить с Миколой с глазу на глаз.
Ответ мой как снег на голову. Правда, никакого замешательства. Но молчание неловкое. Наконец, Сгорихата:
— Говори. Здесь все свои хлопцы.
— Нет, — заупрямился я. — Хочу напрямки.
— Хорошо, — сказал Матвей. — Только побыстрее.
Они ушли. Далеко ли? Угадать трудно. Потому как кругом пустые бочки.
— Слушай, Микола, — начал я. — Смотри на мой палец. Он у тебя в глазах не двоится? А меня ты хорошо видишь? Бороды, усов на моем лице нет?
— Я хорошо тебя вижу. И лицо твое бритое. И палец не двоится.
— Тогда какого же черта ты раскрываешься перед первым встречным-поперечным?
— Они знают пароль.
— Но ведь явка…
— Я же говорил, Коваленко дал мне два пароля. Первый — явочный. Второй — для связи с подпольной партийной организацией. Он показывал мне фотографию товарища Матвея. Рассказал о приметах…
— А если Матвей переметнулся?
— Говори, да не заговаривайся. Они с Коваленко друзья. Большевики-путиловцы. А здесь, в Туапсе, Матвей — член городского подпольного комитета.
— Между прочим, — сказал я. — Эта женщина, которая появилась перед нами и исчезла, словно видение, сегодня в полдень целилась в меня из пистолета. А покойный отец ее — владелец городской бани.
Рукавом ватника Сгорихата вытер пот с лица. Было ясно, что силы Миколы иссякают.
— Товарищи, — позвал он.
Когда нас опять стало пятеро, Микола сказал:
— Вы правы. Нужно убираться отсюда.
— Но вначале сделать Миколе перевязку, — заметил я.
Нет, во мне еще не было полной уверенности, что мы действительно повстречали друзей. Но если это враги, то, значит, мы влипли крепко. И здесь уж, кажется, ничего не поделаешь.
Стук в дверь… Есть в нем что-то похожее на кошку — такой же вкрадчивый. Крыша тенью окутывает маленькое крыльцо, и, хотя двор и улица освещены лунным светом, мы плохо видим Матвея, стоящего перед дверью.
Собаки не лают. Вернее, лают, но где-то далеко, на горе, а может быть, и за горою. На этой улице тихо, вот только стук в дверь. Он беспокоит меня. Настораживает. Я сжался, точно для прыжка. Что ждет нас за дверью?
Обстановка такая: Матвей на крыльце. Мы все на улице, за забором. Двое поддерживают Миколу. А я стою у них за спинами, шагах в трех. По правую руку от меня Клавдия Ивановна.
Если в доме засада, я, возможно, сумел бы убежать, но не бросать же в беде Сгорихату…
Кто-то отворил дверь. И Матвей с кем-то шепчется. О чем?..
Я еще не рассказал, почему мы здесь. Когда за бочками они перевязывали Сгорихату, то, увидев, сколько крови он потерял, решили, что его надо обязательно показать врачу. У них был надежный врач, которого они называли Илья Ильич. Пустыми переулками, дворами мы пробрались к его дому.
