— Расскажите-ка все по порядку, — попросил он Чимида.
— Ну, если по порядку, то следует начать вот с чего: вначале наши ученые обнаружили пропажу «Сокровенного сказания» — это книга, страницы которой сделаны из серебра и золота. Двести двадцать два серебряных листа, текст написан золотом. Золоченые рельефы Будд украшены драгоценными камнями. Слышал, на оформление книги ушло полсотни килограммов золота и серебра!
— Вот так книжечка! Теперь понятно, почему ее украли, — сказал, усмехнувшись, Щетинкин.
— Это, несомненно, дело рук святых отцов, — продолжал Чимид. — Пропало свыше тысячи книг, которые считаются шедеврами по своему художественному оформлению. Я был послушником в Югодзырском монастыре и научился разбираться в таких вещах. Куда делась книга, написанная золотом и серебром на черной бумаге? Исчезли бронзовые и медные доски, с которых печатались книги по философии, медицине, астрономии, архитектуре. Исчезли некоторые рукописные книги на шелку, тут наряду с тушью и красками употребляли золото, жемчуг, драгоценные камни.
— Да у вас каждая книга в буквальном смысле на вес золота! — воскликнул Щетинкин.
Бесценные сокровища культуры похищены! И хотя Книжная палата была создана еще в двадцать втором году, она пока занималась архивами прежних министерств, стремясь создать Государственный архив республики. Ну а бесценные буддийские книги, украшенные бирюзой, лазуритом, жемчугом, по-прежнему находились в монастырях, считались как бы их собственностью. И этим пользовались святые отцы, торгуя с иностранцами старинными книгами, рукописями, манускриптами, инкунабулами, отдавая их подчас за бесценок. Образованная при Книжной палате национальная библиотека была пока бедна, насчитывала всего две тысячи томов.
— Вы вряд ли слышали о древнем трактате «Найман мянган», — сказал Чимид, — он написан буквами «ланз» на пальмовых листьях две тысячи лет тому назад! Цены ему нет.
— Украли?
— Украли… А книги, написанные «квадратным письмом»?!
— Тоже украли?
— Да.
Решили сначала прощупать местные монастыри.
Монастыри, хурэ или дацаны, внешне выглядели привлекательно. Среди голых сопок, опаленных зноем, или в лесной пади вдруг возникало видение: сверкающие зеленой или синей глазурью многоярусные крыши над высокой белоснежной стеной. По углам двора поднимаются шесты, унизанные развевающимися разноцветными лоскутами, назначение этих сооружений — отгонять злых Духов.
Начали с монастыря Гандан.
Вблизи монастырь поражал своей мощной каменной кладкой. Его архитектура была явно заимствована от древних индийских храмов — усеченная, плосковерхая пирамида, совершенно гладкая, без окон. Настоящая твердыня буддизма.
Внутри храм представлял собой огромный зал с деревянными колоннами. Здесь могли поместиться сотни людей. В центре зала сразу бросалась в глаза колоссальных размеров бронзовая статуя сидящего на «львином престоле» Майдари, грядущего Будды. Статуя поднималась чуть ли не до потолка высокого зала. «Да в эту «доменную печь» можно целый арсенал спрятать, вплоть до пушек…» — думал Щетинкин, разглядывая благожелательно улыбающееся божество. В дацанах вообще можно было спрятать целый полк с вооружением. Монахи жили за монастырским двором в юртах или в домишках на сваях.
Щетинкин и Чимид присутствовали на богослужении. Чимид знал все буддийские премудрости, так как в детстве родители отдали его в Югодзырский монастырь, откуда, повзрослев, он сбежал. Знал молитвы и мог выдавать себя за ламу. Щетинкина представлял духовным владыкам как ученого человека, изучающего буддийскую религию. Может быть, ему верили, а скорее всего, не верили, но разве в том суть? Вопросов не задавали.
Сам Чимид умел, молитвенно сложив руки и поднеся их ко лбу, пронзительным голосом призывать на молитву:
— Джальвин дамба римбуче, даршин джевар джурджег!
И монастырская братия принимала его за своего, угощали бараниной и молочным вином. «Божьи люди» не были измождены постами. Их круглые физиономии лоснились. Религия запрещала им трудиться на общую пользу: рыть землю, собирать козий пух, стричь овец. Правда, они пасли монастырские стада, собирали аргал, у каждого ламы имелись послушники, обслуживающие их. За малейшую оплошность послушников наказывали палками. А сопротивляться религия запрещает.
— Я в свое время нарушил этот обет, отколотил своего наставника и убежал, — посмеивался Чимид. И добавлял мечтательно: — Если бы всех этих дармоедов заставить работать — мы быстро справились бы с трудностями. Но они привыкли к безделью, привольную жизнь не отдадут… Они живут будто под перевернутым котлом, нищета других их не заботит.
Сотрудники ГВО Ганджура и Данджура в столичных и близких к городу монастырях не обнаружили.
— Они не дураки, чтобы прятать эти сокровища в здешних монастырях, — сказал Чимид, подразумевая крупных настоятелей. — Скорее всего, вывезли все тома в какой-нибудь дальний монастырь.
— А сколько томов-то? — спросил Щетинкин.
— Триста тридцать три! Сто восемь — Ганджур и двести двадцать пять — Данджур.
Щетинкин присвистнул от удивления.
— Ну, если англичане, французы да немцы заинтересовались — боюсь, птичка упорхнула за границу. Оно ведь так: пока мы в силу своей темноты и невежества расчухаем истинную цену книжке или картине, иностранцы заранее начинают за ними охотиться. Сколько у нас в Москве пришлось заниматься Дзержинскому подобными делами — возвращать государству похищенные ценности…
— Вы правы, — согласился Чимид. — До сих пор на территорию Монголии воровским путем проникают иностранные экспедиции, разворовывают исторические и археологические, даже палеонтологические ценности. Сил у нас на все пока не хватает. Я очень беспокоюсь за сокровища Эрдэни-дзу, где вы успели побывать. Посылал туда своих сотрудников — рукописей Ганджура и Данджура в Эрдэни-дзу в самом деле нет.
— Конечно, такое количество томов вывезти за границу не так-то просто… — задумчиво проговорил Щетинкин. — И если они все еще находятся на территории Монголии, их можно обнаружить.
У него имелся немалый опыт начальника ачинского УГРО по обнаружению спрятанных буржуазией хлеба и ценностей. Но здесь было совсем другое. Он должен был навести молодого начальника ГВО на верный след.
Петр Ефимович засел за карту Монголии, на которой были обозначены большие и малые монастыри. Требовалось учесть всю сумму политических условий. Конечно же, при жизни богдогэгэна никому и в голову не пришло бы вывозить сокровища буддизма за границу. Правда, после смерти богдохана уже прошло два года. Чимиду следовало выяснить через верных людей, кто из высших духовных лам, возглавляющих крупные монастыри, явно или тайно приезжал в столицу: только такой церковный чин мог приказать ламам Гандана переправить книги в другое место.
