Анатолий Степанов - Искатель. 1987. Выпуск №4

— Окно.

— Что окно? — не понял Уваров.

— Тогда горело только одно окно, и в том конце дома, а сейчас три. Понимаете, три окна.

— Вот как, — сказал Уваров, и в голосе его послышалось разочарование. — Это меняет дело.

Краем глаза Вадим уловил, как дернулся было в сторону подъезда Петухов, через мгновение застыл в нерешительности.

— Что ты, Сергей? — спросил Уваров.

— Я сейчас попрошу, чтобы погасили окна, — глухо ответил Петухов. Он был явно расстроен.

— Не надо, — поморщился Уваров. — Все. Закончили.

Вадим повеселел. Обошлось. Недаром он чувствовал сегодня силу свою, уверенность.

— Вопрос можно? — обратился он к Уварову. — Это вы только из-за меня сей эксперимент затеяли? Чтобы уличить меня?

— Нет, — устало ответил оперативник. Он, по-видимому, на какое-то время забыл о своей маске. — Мы ни на сантиметр не продвинулись в розыске и решили еще раз поработать с жильцами. И я хотел выяснить, слышал ли все-таки кто-то голоса. Один из милиционеров сейчас находится в подъезде у окна. Кстати, Сергей, — Уваров кивнул Петухову, — позови Сабитова… И еще по тому, как преступники убегали, я хотел уяснить, знают ли они эти места…

— Уяснили?

— Да. Один из них, тот, что слева, наверняка из местных. Он знал, что зг забором проходной двор. Будем искать.

Устало ухнула дверь. Скорым шагом подошел один из сержантов.

— Слышно, — доложил он. — Плохо, но слышно. Особенно когда он кричал про милицию.

Все потянулись к машине. На улице стало гораздо светлей — прибавилось несколько горящих окон в домах.

Минин устроился в машине составлять протокол. Понятые стояли рядом и с интересом заглядывали в скупо освещенную кабину. Вадим оперся о капот, сложил руки на груди и бездумно уставился на подъезд противоположного дома.

Какая-то тень показалась в конце переулка.

— Ну вот и люди наконец, — послышался голос Уварова совсем рядом. Он неспешно приблизился к Данину. — А то уж я думал, как же они в дома попадают. По воздуху, что ли?

Некоторое время они молча наблюдали за приближающимся темным силуэтом. Человек шел странновато. Подпрыгивал, покачивался, то и дело его бросало на несколько шагов в сторону.

— Пьяненький, — почему-то обрадовался Уваров. — Интересно, дойдет?

— Дойдет, — сказал Вадим. — Автопилот работает.

Вот человек вынырнул из темноты, остановился, помотал головой и поковылял дальше. Что-то знакомое увидел в нем Вадим. Невысокого роста человек был, большеголовый, носатый, неряшливо одетый. Вадим прикрыл глаза, силясь вспомнить, где же он видел его.

— Эй, приятель, — позвал Уваров. — Поди-ка.

— Че? — Коротышка с трудом повернул подрагивающую голову.

— Иди, иди, поговорить надо.

Коротышка пригляделся, протер глаза, мазнул пустым взглядом по сине-желтой машине, по сержантам, стоящим неподалеку, протянул:

— А-а-а-а, — и, едва не рухнув после крутого виража, стал приближаться. И тут Вадим вспомнил — Долгоносик. Это Долгоносик. Тот самый, который в закусочной рассказывал ему про Митрошку. Вадим чуть не выругался. Черт его дернул, алкаша, именно в этот час идти по переулку. Данин машинально поднес руку ко лбу, стараясь ладонью скрыть хотя бы пол-лица. Впрочем, вряд ли этот спившийся мужичонка сможет узнать его.

…Через день-два после разговора с Можейкиной (когда ее выписали из больницы, они встретились на улице, возле ее дома) Вадим вдруг понял, что худо ему — неспокойно, муторно. Отчего? Ведь все в порядке. Нормально он живет — работает в НИИ, воюет с начальством, спит, ест. Лишь мелкие бытовые заботы одолевают, и только. И вот на тебе… А мысли всё вертелись беспорядочно в голове, и выхватывало сознание из памяти подробности их встречи… Сначала вообще непонятное происходило. Он увидел, как к стоявшей на другой стороне улицы Можейкиной (плотным потоком шли машины, одним махом мостовую не перескочишь) внезапно приблизился малый в кепке из кожзаменителя — Вадим узнал его почти сразу — по кепке узнал, но опущенному правому плечу, по очертаниям фигуры. Один из трех, что были во дворе. Кепка что-то резко и жестко сказал Можейкиной, а потом поднес пятерню к ее лицу и оттолкнул от себя. Вадим погнался тогда за парнем. Погоня была как в кино — в толпе на тротуаре, среди машин на мостовой — стремительная, злая и безуспешная. За углом Кепку ждало такси. Когда Вадим добежал до угла, автомобиль, рокотнув, сорвался с места, как со старта на автогонках… Непонятно. И Можейкина ничего не объяснила Не захотела или не смогла. Она стояла с посеревшим лицом, с остановившимся взглядом. Говорила бессвязно и так по-детски жалко, что тоскливо щемило у Вадима сердце… «Что делать? Что делать? — терзался Вадим. — Как освободиться от груза этого сковывающего, от беспокойства необъяснимого?» Он вспомнил, что тогда, после происшествия, Можейкина вроде сказала, что сумку оставила у Митрошки. Кто такой или такая Митрошка? Надо найти ее или его, надо хоть что-то выяснить. В закусочной возле Каменного переулка мужики показали ему на заморенного алкаша, старожила. Звали его Долгоносик. «Митрошка? Знаю, — тотчас отозвался тот, — в шестом доме живет, вредная старуха, квартирантов обирает». На следующий день Данин решил навестить ее. Удачно все получилось, подозрительная старуха приняла его за дружка своего квартиранта Лео и отдала ему сумку Можейкиной. Она почему-то называла Вадима шоферюгой захарчеванным и таксёром нахальным, а когда попросила три рубля и Данин ей не дал, обозвала жмотом и добавила, что не все таксёры такие и что Витёк ей всегда рублик давал. Когда выходил из дома, чуть не столкнулся нос к носу с щеголеватым Курьером от Лео. Тот тоже за сумкой шел… Потом Вадим вспомнил Витька-таксиста и то, что на машине, в которую сел Кепка — номер ее он запомнил на всякий случай и чуть позже через своего приятеля из областной газеты, Беженцева, выяснил это — работает сменно некто Виктор Раткин А вот с Раткиным получилось совсем неудачно. А, впрочем, Вадим сам виноват, не надо было так в лоб его расспрашивать. Тот по разговору довольно быстро усек, что надо от него Вадиму, и рука его потянулась за монтировкой. После короткой стычки Вадим позорно бежал. На следующий день Данина в первый раз предупредили по телефону — мол, не суйся, а то сядешь за попытку ограбить таксиста. От ровного, бесстрастного, словно механического голоса в трубке у Данина мерзенько (точь-в-точь как тогда, в Каменном переулке, когда крик Можейкиной заслышал) заныло в желудке. Сдерживая зачастившее вдруг дыхание, он мужественно, как ему казалось, огрызался в трубку и сам пугался своих слов, потому что чувствовал, что не простой это звонок, не для острастки обычной его предупреждают. Это люди серьезные…