Артур Дойл - Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Кстати, как вас зовут? — спросил я.

Сон прямо-таки наваливался на меня, отчасти потому, что я пригрелся у камина, или же оттого, что мое тело сковывала такая тяжесть, которой я прежде никогда не испытывал.

— Сержант Тернбулл, вторая батарея, королевская конная артиллерия, сэр. Майор Кемпбелл, что командовал нами в Крыму, или капитан Онслоу, или еще кто из ветеранов, все будут рады узнать, что вы встречались со мной. Так не забудете, сэр, Тернбулл со второй батареи?

Я уже почти спал, потому и не ответил.

— А вот еще был смешной случай с одним зуавом, — слышал я сквозь вязкую пелену. — Он так напился, что перепутал русские траншеи с нашими. Они, значит, ужинают себе на Малаховом кургане, а он спокойно так идет мимо часового… пленный… прыгает… полковник… сбежал…

Когда я очнулся, я обнаружил, что лежу у почти потухшего камина. Огонек свечи еле — еле горел. В буфетной я был один. Издав беспричинный смех, я с трудом поднялся на ноги, но голова тут же пошла кругом, так что мне пришлось вернуться в исходное положение. Со мной явно было что‑то неладно. Я опустил руку в жилетный карман за часами. Там было пусто. Я ахнул от изумления. Бумажника тоже не было. Меня обчистили, и весьма тщательно.

— Кто там? — послышался встревоженный голос, и в комнату вошел маленький, щегольски одетый немолодой уже человек со свечой в руке. — Боже мой, сэр, жена мне сказала, что прибыл гость, но я думал, что вы давно уже спите у себя в комнате. Я хозяин этого заведения, но я весь день был на ярмарке в Ланморрисе.

— Меня обокрали, — прохрипел я…

— Обокрали?! — вскричал хозяин и чуть было не выронил от испуга свечу. '

— Часы, деньги — ничего нет, — уныло пробормотал я. — Сколько же сейчас времени?

— Почти час ночи, — ответил он. — Вы уверены, что тут нет никакой ошибки?

— Нет, никакой ошибки нет. Я заснул около одиннадцати, так что у него два часа форы.

— Часа полтора тому назад отправился ночной поезд. Как бы то ни было, он уже далеко, — заключил хозяин. — Вы так бледны, сэр, и, похоже, весьма ослабели. Ага! — добавил он, понюхав мой бокал. — Настойка опия, вот оно что. Вас опоили и ограбили, сэр.

— Вот мерзавец! — воскликнул я. — Одно утешает — я знаю его имя и биографию.

— Кто это был? — жадно спросил хозяин.

— Я заставлю всю королевскую полицию охотиться за ним. Это сержант Тернбулл, некогда служивший во второй батарее.

— Боже милосердный! — вскрикнул хозяин. — Это же я сержант Тернбулл, вторая батарея, имею медали за Крымскую кампанию и за Сипайское восстание, сэр.

— Тогда кто этот негодяй?

Лицо хозяина просветлело, словно от озарения.

— Это был высокий мужчина со шрамом на лбу? — спросил он.

— Именно так! — подтвердил я.

— Тогда это мерзавец, по которому плачет виселица. Ничего себе сержант! Да он никогда и формы-то не носил, разве что арестантскую робу. Это Джо Келси.

— То есть вы хотите сказать, что в Крыму он не был?

— Никак нет, сэр. Он и из Англии-то не уезжал, разве что на Гибралтар, откуда очень хитро сбежал.

— Но как он мне все рассказывал! — простонал я. — Значит, офицер с орудийным банником, полковник-снайпер, бегущие мертвецы и греческие священники — все это ложь?

— Это все чистая правда, сэр, только все произошло со мной, а не с ним. Он много раз слышал, как я пересказывал эти истории за стойкой, вот он вам зубы и заговаривал, улучая удобный момент, чтобы подмешать опий. Он давно уже «отошел от дел» и живет здесь очень тихо. Но оказаться один на один с состоятельным джентльменом вроде вас, увидеть ваши часы и бумажник — это было для него слишком. Идите спать, сэр, а я отправлюсь в полицию и расскажу там, как все было.

Итак, дорогой читатель, я представил вам целый букет солдатских баек. Не знаю, насколько высоко вы их оцените. Мне они стоили хороших часов с цепочкой, четырнадцати фунтов, семи шиллингов и четырех пенсов. По-моему, дороговато.

После помолвки тихого и исполнительного служаки полковника Болсовера с яркой и пленительной красавицей мисс Хильдой Торнтон по небольшому провинциальному городку Берчиспулю тотчас поползли недоуменные слухи. По правде сказать, к недоумению по поводу этого события примешивалась и жалость к этому бравому офицеру. Не то чтобы сей молодой особе приписывали что-либо по- настоящему компрометирующее. По крайней мере, она была хорошего рода, и никто не оспаривал ее успехов в свете. Однако несколько лет она вращалась в кругах, представители которых вели довольно легкомысленный и рассеянный образ жизни. Сами они называли себя «сливками общества», но суть от этого не менялась.

Хильда Торнтон была весьма миловидной дамой с пышными золотистыми волосами и обладала поистине королевской статью. Она слыла своего рода «королевой гарнизона», и очередной прибывший из училища в Вулвиче или Сандхерсте молоденький лейтенант обязательно падал к ее ногам. Однако лейтенанты со временем становились капитанами, капитаны — майорами, а ее положение не менялось. На званых балах бесконечной чередой сменяли друг друга саперы, артиллеристы, кавалеристы и гренадеры, но мисс Хильда Торнтон по-прежнему оставалась мисс Хильдой. Она уже начала было прибегать к таким уловкам, как мягкий и приглушенный свет, чтобы вечером казаться моложе, чем утром. И тут благородный и простодушный полковник Болсовер во время одного из своих немногочисленных выходов в свет вдруг увидел в ней идеал чистоты и красоты, после чего сделал ей предложение руки, сердца, аристократической фамилии, высокого положения в обществе и дохода примерно две тысячи фунтов в год. Правда, ко всему этому прилагались благородные седины и щуплое телосложение, но дама ни секунды не колебалась, и на следующий же день после помолвки ее оживленно обсуждали во всех гарнизонных столовых и городских гостиных.

Но даже теперь над ее почти предрешенным замужеством висела тень сомнения. Старые девы наперебой изрекали мрачные пророчества, а шустрые молоденькие лейтенанты вовсю заключали пари. До этого Хильда уже дважды находилась в двух шагах от алтаря, и дважды возвращалось кольцо вместе с расторгнутым обетом. Причины этих матримониальных неудач так и остались покрыты тайной. Одни поговаривали о непостоянстве и врожденной порочности всех без исключения мужчин. Другие рассказывали о ее эскападах, намекая при этом на подробности весьма пикантного свойства, которые, достигнув ушей повергнутых в ужас обожателей этой особы, навсегда отвращали их от нее. Знавшие же больше всех предпочитали помалкивать, лишь печально покачивая головами при одном упоминании имени полковника.