— Слишком сильно сказано, дорогой Прайс! — невольно поморщился сэр Хью. — Конечно, есть дела, за выполнение которых берутся далеко не все. Но ведь без черной работы не обойтись даже в самом благородном предприятии.
— И все же я думаю об этом все чаще и чаще…
Голос Прайса был трезв, сухие воспаленные веки, испещренные красными прожилками, подрагивали.
— Вы стареете, — неожиданно для самого себя мягким голосом заметил Роджерс.
— Нет, это не угрызения совести, — парировал Прайс. — Но даже в предсмертной исповеди мне не в чем себя упрекнуть.
Он поднял взгляд на посла.
— Вы ведь не будете отрицать, что покойный Симба, президент этой страны, был глубоко порядочным человеком?
— О покойниках или не говорят… — начал было шутливым тоном сэр Хью.
Прайс поморщился.
— Конечно, я всего лишь старый полицейский. Мое дело — борьба против нарушителей закона. А если законы нарушаем мы?
— Куда вы клоните, дорогой Прайс? В голосе сэра Хью прозвучала едва заметная угроза. Роджерс холодно кивнул: этого выживающего из ума старика следовало одернуть.
— И теперь между нами и людьми Симбы — линия фронта. У меня дурные предчувствия, ваше превосходительство, — закончил Прайс.
Посол допил и отодвинул стакан.
— Да, я тоже иногда чувствую себя так, будто мы пируем во время чумы. И эти беспорядки на Юге… Они как пожар. Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить.
Роджерс пожал плечами.
— Мы контролируем ход событий. Он подобрал губы, сухо кашлянул.
— Через месяц мы объявим на Юге военное положение и введем туда верные войска. Наши агенты проникли в армейскую подпольную организацию «Симба» («Лев»), которую возглавляют молодые офицеры.
— Значит, в Гвиании все еще есть порядочные люди, — про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным, заметил Прайс.
Посол досадливо поморщился, но обратился к Роджерсу:
— Правительство в курсе? Роджерс пожал плечами.
— Вы ведь знаете, что, если здешний министр получает пакет с надписью «совершенно секретно», о содержании пакета знают все: от его любовницы до лифтера.
— Что ж, вы правы. Чем меньше они знают, тем лучше. Но чем недовольны офицеры? Ведь это мы их сделали тем, кто они есть! Или их подстрекают?
— Чтобы быть недовольными, — вмешался в разговор Прайс, — ничьи советы не нужны. Если мы знаем обо всех здешних безобразиях, то думаете, гвианийцы ничего не знают?
В голосе Прайса была нескрываемая ирония.
— Вы знаете, например, очередной слух о министре хозяйства?
— Какой? — дипломатично уточнил посол.
— У министра есть список всех компаний — и местных, и иностранных. А в списке проставлено — сколько с кого. Хапнул взятку — отметил крестиком. Так вот, на днях приходит директор одной европейской кампании. А прощаясь, дарит министру часы — золотые, с бриллиантами. Тот взял. А потом вызывает секретаря, племянник у него работает, и говорит: «Скажи этим болванам, чтоб больше часов мне не носили! У меня их целый ящик уже скопился. Пусть несут наличными. Предупреди».
Все рассмеялись.
— Но как же все-таки с нашими бунтовщиками? — спросил посол, все еще улыбаясь.
Роджерс сделал большой глоток виски.
— Если признаться, то этот заговор нам очень нужен. Правительство Гвиании, кажется, начинает все серьезнее относиться к… — он скривил губы — …независимости. Кое-кто здесь стал забывать, что без нас в стране начнется хаос.
— Эдун Огуде в своем «Ляйте» из номера в номер твердит, что нашу политику можно охарактеризовать так: «Уйти из Африки, чтобы остаться в ней». Если мы научились разбираться в африканцах, то и они раскусили нас, — меланхолично заметил Прайс. — Эти парни — способные ученики.
Посол возразил.
— Лично я предпочел бы вернуться к разговору о «Симбе». Заговор выгоден нам во всех отношениях. Пусть молодежь немного припугнет кое-кого из стариков. А когда мы придем на выручку, местные министры поймут, что нельзя плевать в колодец, без которого нельзя обойтись!
— «Стариков» — вроде покойного Симбы. Но их не так уж много и осталось, — с горечью заметил Прайс.
Роджерс обернулся к нему с нарочитым сочувствием.
— И все-таки вы, дорогой коллега, идеалист. Что ж, это в общем-то неплохо. Именно идеалистам Англия обязана своим величием.
— Прежним величием…
Прайс с трудом поднялся из кресла.
— Позвольте мне откланяться, джентльмены. Мне что-то действительно нехорошо в последние дни.
Он слегка поклонился и пошел к двери, твердо ступая негнущимися ногами.
3
В тот же вечер бригадир Ологун, заместитель командующего армией, устраивал прием. Особого повода для этого не было. Просто каждый житель Луиса, занимающий «положение», был обязан раза два-три в год устраивать прием у, себя в доме — этого требовали приличия.
Но сегодня бригадир готовил прием с особым удовольствием. Несколько дней назад на секретном совещании у премьер-министра было решено, что после выполнения плана «Понедельник» он получит генеральское звание и станет во главе армии Гвиании.
Нынешний командующий, генерал Дунгас, должен был уйти в отставку «по состоянию здоровья». Так намечено было объявить в газетах. А затем… Да, бригадир Ологун должен был навести наконец-то порядок в стране. И он был полон решимости это сделать.
Прием удался. Офицеры приехали к бригадиру даже с Севера. Само собой были здесь и офицеры с Юга.
Пожимая им руки, Ологун мысленно отмечал их фамилии в секретном списке: этого под арест, того в отставку, третьего на учебу за границу. Одни должны быть повышены, другие — переброшены из столицы в провинцию. Но это все предстояло объявить лишь в понедельник, а сегодня была только пятница…
Пестрая толпа крутилась в саду виллы бригадира. Он мысленно отметил в ней несколько парней из контрразведки — в обязательной национальной одежде. Они со скучающим видом бродили между гостей и прислушивались. Один знакомый офицер из специального отдела изображал «свободного фотографа», представителя довольно распространенной в Луисе профессии. Таких фотографов на приемы никто не звал, но они приходили. Гости на всех приемах были одни и те же, и фотографы знали их адреса. Фотографии доставлялись на дом — и редко кто отказывался заплатить за них несколько монет.
Офицер из разведки наводил фотокамеру на майоров Дад-жуму и Нначи — командиров первой и второй бригад. Оба значились в списке — «в отставку», для начала. Но если данные об организации «Симба» подтвердятся… Ологун посмотрел на ничего не подозревающих майоров с некоторым сожалением.
Сейчас они мирно беседовали вдвоем, чему-то смеялись.
Расходитья стали в полночь.
Последними уходили Даджума и Нначи. Бригадир любезно провожал их через сад. Слуги погасили свет. В небе тускло мерцал месяц.
Неожиданно Нначи взял бригадира под руку.
— Мистер Ологун, мы бы хотели поговорить с вами… Сказано это было таким тоном, что бригадир вздрогнул и невольно попытался вырваться.
— Спокойно!
Это было сказано уже Даджумой. Он держал свою руку в правом кармане брюк.
— Если будете шуметь, мы вас застрелим.
— Да как вы смеете! Бригадир отступил.
— Вы забываете, с кем говорите! Я — заместитель командующего!
— Вот об этом мы с вами и хотели поговорить! Майор Нначи шагнул к бригадиру.
— Что вам известно о плане «Понедельник»?
«Предательство! — мелькнула мысль у бригадира. — Они узнали о предполагаемой операции…» И другая: «Надо предупредить контрразведку…»
— Итак, что вам известно о плане «Понедельник»? — твердо повторил Нначи.
— Я не понимаю…
Ологун лихорадочно думал, как выиграть время.
— О плане «Понедельник», разработанном англичанами и утвержденном на заседании у премьер-министра. Между прочим, вы ведь там тоже присутствовали.
Голос Нначи был спокоен и тверд.
Ологун внезапно нагнулся и изо всех сил ударил майора кулаком в живот. Майор повалился на Даджуму.
