скотину!» – подумал про себя Семенко и повторил для верности, как клятву,– «Убью скотину!»
Байзель зевнул. Сморкнулся, смачно отрыгнул и потопал в спальню, вскоре заскрипела кровать под его грузным телом и он заохал, а потом заахал, устраиваясь поудобнее. Через минуту он заорал:
– Сема, пижамку-то небось тебе полосатенькую дадут в приюте, как бандиту! И в клетку будут сажать, если провинишься, да?
Семенко молчал. Он ждал, когда Байзель утихнет и вскоре это произошло.
Костя на цыпочках подобрался к дверям Байзелевой спальни, но только решился заглянуть в щель, как наставник неожиданно крикнул, да так, что Семенко вздрогнул:
– Постоянно будешь в клетке сидеть! На хлебе и воде! И пороть тебя будут, пороть, пороть…
Постепенно голос его затихал, слова прерывались мощными зевками. Костя успокоено отполз от двери и стал осматривать веревку. Осмотр его удовлетворил и он попытался сделать петлю, с первого раза не получилось, к тому же ужасно раздражали Байзелевы выкрики:
– И будешь орать санитарам, не убивайте меня дяденьки, не убивайте. Я вам еще сгожусь! А они будут душить…
Семенко помотал головой, отгоняя неприятную картину, но картина была слишком реальной. Реален был он, стоящий на коленях и хватающий за окровавленные халаты суровых санитаров со щипцами и почему-то молотками. И молотки были реальны. Костя снова помотал головой и уронил веревку. Это его разозлило. Со второго раза петля получилась.
«Сам будешь меня за халат хватать!» – подумал он со злостью,– «Ну засыпай же, наконец!»
Он даже слегка подпрыгивал от нетерпения, но все же не утерпел и заскочил на секундочку в туалет. Свет он включать не стал в целях конспирации и быстренько стащил колготы. Лишь потом, когда он удовлетворившись натягивал их на место, а глаза привыкли к темноте, Костя понял, что крышка унитаза опущена и почувствовал, что колготы мокры. Несмотря на все меры безопасности.
«Убьет меня Байзель!» – успел подумать Семенко, но быстренько вспомнил, что убивать будет сегодня он, мгновенно повеселел и лихо, подтянув колготы и заправив пониже рубашку, чтоб было не так сыро, схватил веревку и смело пошел к Байзелевой спальне. Там было тихо и темно.
«Спит! И даже не дышит!» – обрадовался Костя, не услышав привычного храпа.
Наощупь он отыскал кровать и, замирая от напряжения, стал расправлять петлю. И тут на кухне что-то загрохотало. Костя аж пукнул от неожиданности. Опрометью он бросился вон из спальни, чуть не перецепившись за свою же петлю.
«Милиция пришла!» – струхнул он,– «Меня же с поличным возьмут!»
– Что Семенко не спится? – донесся из кухни голос наставника,– в дорогу собрался, поди?
Костя пошел на голос и увидел Байзеля, со вкусом распивающего чаи из красной чашки в белый горошек.
– О! Какие люди! – поприветствовал его наставник, Костя повторно и злобно пукнул и умчался в свою комнату, зеленея от обиды. Рыдая, он упал в подушки и минут двадцать предавался самоуничижению. Потом он вытащил из кучи хлама, который лежал горой посреди комнаты перочинный нож и решительно пошел на кухню. Там никого не было. И свет не горел. Зато веревка лежала в коридоре, он подобрал ее, и тут что-то со звоном рухнуло у него за спиной.
– Сема, мать твою! Только уснул! – завопил Байзель из спальни, голос его был сонен и рассержен.
Семенко пополз по-пластунски назад и вскоре наткнулся на остатки разбитого телефона. Вместо веревки он схватил телефонный шнур, который до сих пор держал в руках. Веревка между тем смирно лежала рядом с разбитым аппаратом.
«Я погиб!» – пронеслось в голове, и Костя стал быстренько собирать фрагменты в кучу, но они почему-то не собирались. Когда они как-то сложились, забрезжило утро, и Костя уснул прямо на полу.
Когда он проснулся, то решил, что уже находится в приюте. Лишь после этого он храбро распахнул свои голубые глазенки и первое, что он увидел, были огромные Байзелевы сапоги, которые сушились на батарее в компании пары носок.
«Я ж Байзеля хотел убить!» – вспомнил Костя и идея ему понравилась также, как и накануне. Он захотел встать, но не смог, потому что оказался крепко связан своей же веревкой. Тогда он завыл. Его больное воображение рисовало страшные картины приютской жизни, а когда со двора раздался пронзительный гудок, Костя понял, что приехали за ним. Но он ошибся. За ним никто не приходил. Прошло двадцать минут по висящим над Семенко настенным часам, потом тихонько скрипнула входная дверь и кто-то вошел. Костя замер и даже не смог заорать, когда чьи-то руки подняли его в воздух, и потащили в неизвестность. Он просто потерял сознание.
Когда сознание вернулось, Семенко обнаружил, что все еще связанный лежит на дощатом полу в полумраке, и этот пол покачивается и куда-то едет.
«Это спецмашина из приюта!» – решил Костя и тут же обнаружен, что со всех сторон окружен мохнатыми и зубастыми собачьими мордами. Лишь через десять минут непрерывного поноса, Семенко понял, что рвать его на части никто не собирается, псы выглядели ошарашенными и напуганными.
«Меня Байзель сдал в собачий приют!» – понял Костя и продолжил облегчаться. Ехали долго, собаки ворчали и поскуливали, Костя тоже. Наконец, машина остановилась, и Семенко услышал звук открывшейся дверцы, а потом кто-то вытащил его на снег.
– Приехал милок,– поприветствовал его незнакомый дед в фуфайке и драной шапке-ушанке на фоне мрачных сараев, выглядевший гнетуще.
– Куда?
Дедок противно захихикал:
– Куда надо, сейчас мыльца с тебя сварим!
– Как с меня? – опешил Семенко,– с меня нельзя1 Я же обкаканый!
– Еще и как можно! – продолжал куражиться дед,– из собачек же варим, так что будь спок!
– Я обкаканный! – заорал Костя в отчаянье, ибо других аргументов у него не было.
– А мы тебя в снежку обваляем, и чистый будешь, аки горлица!
Дед схватил Костю и потащил к сараю с трубой. Из трубы валил черный дым. Внутри он немедленно развязал Семенко, сорвал с него одежду и умелыми движениями разложил на деревянной лавке, после чего принялся поливать горячей водой и стегать какими-то прутьями. Потом не снижая темпа снова выбросил на снег истошно орущее тело, повалял в сугробе и вернул на лавку, где экзекуция продолжилась с новой силой. Костя раза три терял сознание, а когда пришел в себя в очередной раз, то услыхал, как мучитель сказал:
– Ну а теперь, товарищ Лазо мой ненаглядный, полезайте в печечку! – и любезно приоткрыл чугунную дверку, за которой шипели горячие камни.
Но Костя в печку никак не хотел, чудовищным усилием воли он рванулся, улучив момент, когда хватка деда ослабла, головой в двери. Потом на улицу, где рикошетом выбил хлипкую дверь фургончика, на котором его привезли, и помчался по вытоптанной дорожке, прочь от жуткого места. Благодарные собаки кинулись в рассыпную. Сзади раздавался заливистый хохот дедка.
Рядом с дедом во весь рот улыбался Байзель.