— Костя, — промолвил он тихо, словно все еще не верил себе. — Наконец-то!
В юрту набились красноармейцы. Раздавались удивленные выкрики:
— Назарка!.. Дружище! Откуда?.. Как сюда попал?.. Жив-здоров?
Люди в драной, залатанной одежде, навечно пропахшей дымом костров, обнимали, тискали, ощупывали, осматривали парня, передавая его из рук в руки.
— Здравствуйте, здравствуйте! — только и успевал повторять Назарка, и с лица его не сходила широкая счастливая улыбка.
Хозяева, напуганные шумной суматошливой встречей, безмолвно взирали на незнакомцев. Они лежали неподвижно, боясь привлечь к себе внимание.
— Видишь: гость наш — улахан табаарыыс[66], — шепотом заметил Басыкка жене. — Бетюр скоро вернется к нам!
Хозяйка по собственному опыту знала, что подобные встречи заканчиваются грандиозным чаепитием. Когда страсти в юрте малость поулеглись, Хоборос встала, на полную мощность расшуровала камелек и залила водой все наличные котлы и чайники.
— Вот и встретились, Назар! — взволнованно произнес Фролов, снял свою папаху и обнял Назарку. — Не галдите, товарищи! — остановил он бойцов. — Иначе ничего путного из Никифорова мы не выудим!
— Правильно! Рассказывай, Назарка, все по порядку с самого начала, — сказал Коломейцев и, пододвинувшись, освободил на ороне место.
— Остался я один. Скучно, конечно, даже плакать хотелось. Потом в комсомол приняли. Все за меня голосовали! Чухломин теперь председатель Чека. Попросил, чтобы помогал ему, пока рана заживет. Сейчас в Чека работаю. Чухломин у себя оставить хочет...
— Выходит, про нас уже позабыл? Быстро! — с оттенком обиды в голосе произнес Костя.
— Дисциплина и революционный порядок — прежде всего! — строго заметил Фролов. Он задумчиво курнул папиросу и улыбнулся. — Сейчас трудно даже поверить, каким он во взвод к нам попал — маленький, пугливый, и все для него в диковинку... У другого в его годы мамкино молоко на губах не обсохло, а этот в бою уже побывал, врукопашную с противником сходился, для погибших товарищей могилы киркой долбил и слезы к глазам не допускал... Из таких вот негнучие люди и вырастают! Убить его можно и в цепи заковать. Но заставить от своего отступиться или согнуться перед кем-нибудь — ничем не заставишь! — Фролов привлек Назарку к себе, похлопал по плечу. — Работай, малыш, там, где ты нужнее. Ничего в том зазорного нет!
Хозяйка между тем легким движением рук раздвинула красноармейцев и начала заставлять стол посудой. Но потом, заколебавшись, глазами пересчитала бойцов и громко произнесла:
— Э, чаюйте кому как ладно!
Нелегкая переправа утомила красноармейцев. Многие, склонившись над кружкой, клевали носом и вяло двигали челюстями.
— Спать! — когда котлы и чайники были опорожнены, властно скомандовал Фролов.
Через несколько минут помещение заполнилось мерным дыханием, всхрапыванием, невнятным бормотанием. Разместились вповалку на полу. Выждав, когда бойцы утихомирились, Назарка потихоньку выбрался на улицу. На дворе он потянулся, полной грудью вдохнул густой таежный настой.
Под навесом, охраняемые часовыми, дремали захваченные враги. Назарка присел на обрубок бревна, принялся испытующе разглядывать белобандитов. Почему они не сложили оружие по призыву якутского правительства?.. Новая военная форма сразу привлекла к себе внимание. Пленные зашевелились, задвигались, исподлобья оглядывали Назарку. А он сидел, упершись локтями в колени, молчал и покуривал.
— Комиссар, не пожалей табачку на закурку! — сорванным голосом просипел мужчина, сидевший ближе остальных.
Назарка охотно, точно давно ожидал подобную просьбу, протянул отощавший кисет, бумагу и спички. Бледное, испитое лицо мужчины, покрытое редковатой щетиной, показалось знакомым. Назарка всмотрелся пристальней и вспомнил, что когда-то встречал этого человека. Поворошил в памяти прошлое. Точно. Они виделись на усадьбе Павла, в юрте, где обитал забытый богом и людьми старый тойон Уйбаан. Тогда Назарка ходил к Павлу по настоянию матери. До них докатились слухи, что был большой бой и Степан Никифоров, отец Назарки, погиб... Кажется, этот русский был ближайшим помощником Павла. Верно, и в Бордоне они были вместе. Кто-кто, а он-то осведомлен, в каком направлении повернул его командир, и знает место явки.
— А ведь мы знакомы, — негромко проговорил Назарка и перекатил чурачок поближе к навесу, уверенный, что беседа затянется.
Белобандит вздрогнул, рассыпал драгоценные крупицы махорки. Затем пронзительно, въедливо вгляделся в молодого красноармейца. Прищемив кисет мизинцем и безымянным пальцем, он кончиком языка помочил бумажку и, не отрывая взгляда от Назарки, склеил папиросу.
— Дозволите, комиссар? — выразительно покачал он на протянутые руки других пленных.
Назарка кивнул и повторил:
— Я вас знаю!
Губы белобандита перекосились в усмешке. Он с силой выдохнул дым через приподнятый уголок рта, сплюнул и раздельно произнес:
— Молодой человек, вы глубоко заблуждаетесь!
— Я заблуждаюсь? — Назарка даже привстал от удивления. — Однако кое-что сейчас припомню... На одном аласе отряд Цыпунова захватил несколько красноармейцев. Они шли из Охотска и потеряли дорогу на Якутск. Пятерым белобандиты вспороли животы и растянули кишки по юрте. Это вы называли разговаривать по прямому проводу с Марксом. Шестой красноармеец, сказывали, сошел с ума. Но и его не пожалели — отрубили руки и ноги...
— Позвольте, но какое отношение это имеет ко мне? — пожал плечами мужчина и нервно затянулся.
Остальные белобандиты притихли и вслушивались в разговор.
— Как — какое? — удивился Назарка. — Вы же были помощником Цыпунова!.. Помните, замучили красноармейцев, а после гуляли у Павла. В уйбаановской юрте Павел показал вам мальчишку, с которым ездил в город. Оружие оттуда везли. Потом того мальчишку спирт заставили пить...
Лицо белобандита постепенно вытягивалось, покрывалось неприятной синюшной бледностью.
— Какой Павел?.. Чего вы ко мне пристали, в конце концов! — раздраженно прошипел он и, подтягивая на руках свое отощавшее тело, уполз за спины пленных, которые сидели неподвижно, словно закоченели.
Назарка встал, повернул к жилью. Басыкка, почесывая голую грудь, с опаской косился на пленных. Старик слонялся по двору, заглядывал во все углы. Присутствие стольких чужих людей выбило его из обычной колеи, и он не знал, чем заняться.
— Огонер, где можно купить сена? — остановился перед ним Назарка и показал на худых, измученных лошадей. — Сколько есть табаку — тебе отдам и деньгами еще заплачу!
