Я напряглась, увидев, как в мою сторону устремилась девушка, работавшая на постоялом дворе. Небогатая, довольно скромно одетая, но и не рабыня: я не увидела у неё знака дракона, да и вообще, кажется, начинала отличать рабов от свободных людей по внешнему виду и манере поведения.
И чего она от меня хочет? Скажет, что нечего рабыням рассиживаться? Или и вовсе приспособит к какому-нибудь делу, чтобы рабочая сила не пропадала, пока хозяину я всё равно не нужна?
Но вопреки моим ожиданиям девушка, сочувственно на меня посмотрев — кажется, я впервые увидела в чьих-то глазах сочувствие с того момента, как моя нога коснулась земли Арканзии, — вручила большой кусок хлеба и кувшин с молоком. Поблагодарив её кивком головы, я с жадностью вцепилась зубами в хлеб. Ела совершенно неприлично, но сил на то, чтобы остановиться и скорректировать своё поведение, уже не осталось. Девушка сразу же ушла, я же поглотила всю свою порцию в считанные секунды и стала столь же жадно запивать её молоком. По подбородку потекла струйка, я вытерла её резким движением, и продолжила пить.
Хорошо, но мало. Угощение закончилось, а я бы, кажется, съела ещё несколько раз по столько же. Я даже подумывала о том, чтобы подойти к девушке и попросить у неё ещё. Но, во-первых, мне было не вполне удобно это делать: я ведь и за первую порцию заплатить не могла. А во-вторых, по легенде я не знала арканзийского языка и, следовательно, ничего не смогла бы ей объяснить.
И тут я вспомнила про припрятанный в платок подарок Ренцо! Извлекла его на свет и тут же съела. Я даже не успела почувствовать вкус, хотя местные сладости считались чрезвычайно изысканным яством. Но во всяком случае мой желудок стал хоть немного более полным. И хорошо, что я не съела эту зелёную штуку сразу. Думаю, на голодный желудок от сладкого мне стало бы нехорошо.
В путь отправились на джамалях — это животные, весьма похожие на верблюдов, и даже считающиеся одной их разновидностью. Тоже горбатые, притом двугорбые, покрытые густым коричневым мехом. Идеально приспособленные к суровому климату пустыни. От остальных представителей семейства верблюдовых они отличаются главным образом тем, что, во-первых, способны развивать бОльшую скорость (хотя как правило передвигаются, наоборот, неторопливо, экономя силы и ресурсы), а во-вторых, их ноги покрыты до колен очень толстой шкурой. Как я узнала позднее, это качество развилось у арканзийских джамалей как необходимое условие для выживания в здешних пустынях, таких, как Дезерра. Суть заключалась в том, что эти места кишмя кишели ядовитыми змеями, а прочная шкура предохраняла верблюдов от укусов.
Наш отряд, в скором времени собравшийся на улице за стенами постоялого двора, состоял из восьми человек. Все, кроме меня, мужчины. Главным образом, свиту собрал вокруг себя Илкер. При нём был давешний телохранитель, двое рабов (включая того, которого я видела в таверне) и надсмотрщик, призванный следить собственно за рабами, равно как и прислуживать своему господину. Данте и Ренцо, со своей стороны, путешествовали вдвоём (если не считать меня).
Сперва я даже слегка удивилась тому, что рабы, как и все прочие, отправлялись в путь верхом. Даже я, для которой джамаль наверняка изначально предусмотрен не был. Это уже потом выяснилось, что путешествовать по Дезерре по-другому просто нереально.
Оседлать животное оказалось легко: джамаль опустился на колени, и его туловище оказалось таким образом очень низко. Гораздо легче, чем вскочить на лошадь. Зато потом, когда я оказалась в седле, а он начал подниматься, мне резко стало не по себе. Я раскачивалась, будто на штормящем судне и, ощущая, что вот-вот упаду, судорожно вцепилась обеими руками в деревянную ручку, приделанную к седлу спереди и, видимо, предназначавшуюся специально для того, чтобы в случае необходимости помочь всаднику удержать равновесие. Рабы Илкеры наблюдали за моим ужасом с усмешкой, телохранитель на всякий случай приблизился, чтобы помочь, если возникнет такая потребность; остальные просто не обращали внимания на рабыню. Мне всё же удалось удержаться самостоятельно. Было по-прежнему страшновато: сидеть на джамале оказалось более высоко, чем на лошади, к тому же при движении по-прежнему создавалось лёгкое ощущение морской качки. В придачу и сидеть в седле (также принципиально отличавшемся от лошадиных и расположенным между двумя горбами животного) следовало не так, как я привыкла, а скрестив ноги, будто на циновке в таверне. Почему — было выше моего понимания, и поначалу я всё же настояла на том, что сидеть так, как привыкла. К счастью, моя юбка была достаточно широкой, да ещё и разорванной в нескольких местах, что позволяло проделать путешествие.
Удивляло сперва и то, как тщательно одеты были мои спутники. Одежда была из лёгкой ткани, но практически не оставляла обнажённым ни одного дюйма тела. Арканзийцы были буквально-таки закутаны в странно выглядящие тёмные хламиды. Наряд галлиндийцев был более привычен глазу, но и у них головы были обмотаны тюрбанами, примерно такими же, как и у арканзийцев. Даже мне перекинули какой-то кусок светлой ткани, и я худо-бедно нацепила его на голову, чтобы избежать солнечного удара.
Первый день путешествия, вернее, его остаток, прошёл относительно спокойно. К езде на джамале я быстро привыкла. Эти животные безропотно следовали за тем, которого считали вожаком. Мы неспешно ехали вереницей, и управлять джамалем было практически не нужно. Что и хорошо, ведь я этого делать не умела. Один сложный момент возник, когда мой джамаль сильно заинтересовался росшими слева от нашего пути колючками. Шагнул в сторону и медленно опусти длинную шею, чтобы пожевать это сомнительное лакомство. Я же почувствовала, что вот-вот скачусь с седла носом вперёд. К счастью, недисциплинированность верблюда была вовремя замечена, и телохранитель, соскочив с собственного джамаля, парой громких окликов и хлопком по боку призвал животное к порядку.
Солнце зашло чрезвычайно быстро. Вроде бы только-только начался закат — и вот пустыня погрузилась в темноту. Но арканзийцы, видимо, знали об этой здешней особенности. Поэтому своевременно подобрали место для ночлега — собственно, здесь и выбирать-то было особенно нечего, куда ни кинь — огромный песочный ковёр да барханы. Спешиваться не спешили. Определив место, телохранитель медленно повёл джамаля по его периметру и принялся раскидывать по ходу маленькие красные камушки. Лишь после того, как работа была закончена, мы проехали на верблюдах внутрь отмеченной зоны, и уже там спешились. Такие приготовления нисколько меня не удивили, поскольку мне была известна природа этих красных камней. Они имели магическую природу и часто использовались при изготовлении оберегов. Такие камушки должны были защитить место нашей стоянки от подстерегающих в пустыне опасностей. К примеру, отогнали бы хищного зверя, и даже смягчали порывы не на шутку разошедшегося к ночи ветра.
