Залихватский разбойничий посвист произвёл впечатление на карателей. Те как-то разом бросили стрелять, провожая изумлёнными взглядами телегу, которая неслась по развалинам, грозясь рассыпаться в пух и прах. Прямо Илия в колеснице — вот какой там был возничий. Вроде бы в штормовке маскировочной такой же, как и у них, и вроде бы лается по-свойски: «Дутен!..» — но, если ясно куда, то кого посылает, совершенно неясно.
А что господа офицеры? А у господ офицеров, как всегда, разлад. Румынский подполковник Миху, оскорблённый тем, что операцию по захвату диверсионной группы возглавил какой-то лейтенант немецкой полевой жандармерии, бежит, пригибаясь, вдоль цепи стрелков наперерез телеге и орёт, чтобы не стреляли. Вознице орёт или своим стрелкам? Непонятно.
Немец же, напротив, лично взгромоздился на колясочный БМВ-32 и, подняв мотоциклетные очки на каску, лягнул рычаг акселератора. Унтер — пулемётчик в коляске, — дёрнул на себя затвор «MG», повёл ребристым кожухом ствола, пытаясь поймать «колесницу». Но, как только тяжёлый мотоциклет распинал ржавые бочки и взобрался на ближайшую кирпичную насыпь, латунный жетон с распластанным орлом на груди пулемётчика пробили чёрные дыры, из которых засочились вишенные струйки. Унтер помотал головой и осунулся лбом на ложе приклада. А тут и с плеча лейтенанта сорвало алюминиевую косицу погона, и сам он свалился куда-то набок.
Как при такой тряске Володька умудрился скосить жандармов, он и соврать не сумел бы. Но скосил ведь…
С принадлежностью «чёртовой колесницы» всё стало ясно, но как-то поздно. Она уже скрылась за сиренево-рыжими отвалами позади котельной.
— Товарьищ! Товарьищ! — схватился Родриго за сбрую взмыленного Орлика.
— Румын, что ли?! — опешил Серёга, присев на облучке, не столько, впрочем, от удивления, сколько от цвиркнувшей над головой в штукатурку пули.
— Вы «El guerrilleros»? Партизаны, да? — больше с мольбой об утвердительном ответе, чем просто с вопросом, смотрел парнишка в глаза Хачариди.
— А вы кто? — высунулся Володька.
— El comunista español, soviético[7], — затарахтел горячечно Родриго. — Viva la revolución!
— И тебе того же, — спрыгнул с облучка Серёга. — Ты что, по-русски совсем не рубишь?
— Нет, почему? Понимаю, конечно, — смутился парнишка. — Просто…
— Понятно, — кивнул Хачариди. — Обос… Переволновался, в общем. Много вас тут?
— Ещё командир, он ранен, много крови потерял, — потащил его за рукав Родриго к развалинам котельной, но Серёга вырвался.
— Володька, помоги малому! — распорядился он, выхватив у Володи пулемёт и жестянку с обоймами. — А я пока этих постращаю…
…И вытащили испанцев. Вывезли на телеге почти до того же самого места, где её отняли у старика. Почти все патроны расстреляли, отгоняя настырных румын.
Орлик тянул, сколь мог, и только когда увидел хозяина, подогнул передние ноги, а потом свалился и забился в агонии. Не сосчитать, сколько в него пуль попало, но если было у Орлика таковое понимание, то отбросил он копыта с чувством выполненного долга.
— Жизнь прожил скотскую, но помер геройски, — хладнокровно прочитал отходную по коню Сергей, переводя планку предохранителя на одиночные.
Дальше пробирались пешком.
Командир, лейтенант Мигель Боске, держался неплохо, хоть и всё темнел лицом. Но скоро на выручку подоспели партизаны с ближнего заслона…
Крепость «Керчь». Район форта «Тотлебен»
— Какого чёрта!
В подстреленной для его роста солдатской шинели, явно с чужого плеча, согбенная фигура возникла на окончании «Минного» пирса в радужном ореоле брызг. От былого величия безукоризненных антропологических данных мало чего осталось.
— Какого черта? — хрипло повторил оберстлейтнант Мёльде, оттолкнув денщика гефрайтера. Крикнув, тут же болезненно скривился, пряча правую половину лица в окровавленном марлевом тампоне. — Хотите, чтобы береговая артиллерия потопила их первым же залпом?! — зло просипел он коменданту порта. — Или думаете, там, на батареях, будут особенно разбираться, кто и зачем подался в сторону русских?
Командир экипажа, ринувшийся было на поплавок парома, запнулся и недоуменно обернулся.
— Живыми они мне нужны, живыми! — выразительно зашипел оберстлейтнант, слепо выискивая растопыренной пятерней, кого бы ухватить за грудки. — Ну?!
Подстегнутый этим: «Ну?!» — боцман-маат отмахнул от виска ладонью и, увернувшись от ищущей руки полицай-комиссара, вскочил на поднятый трап катамарана, уже тарахтевшего бензиновыми моторами, чтобы рвануть вдогонку отчалившей барже.
Начальник Тайной полевой полиции и полицай-комиссар полевой комендатуры FK 676 Kertsch, с трудом распрямившись, замер на оконечности пирса в позе Нельсона, поджав тонкие губы и закрыв один глаз скомканной санитарной повязкой.
— Прямо кино «Волга-Волга…» — покачал головой Войткевич, выглянув поверх бронещитка, когда озарённый багровыми отсветами мыс Ак-Бурун стал понемногу отступать в ночь. Ночь, далёкую от тишины и благообразия, в которой словно носились, завывая, невидимые горгульи сирен. Яркими голубоватыми крыльями порхали лучи прожекторов, вспарывая низкие свинцовые тучи, зажигая фосфором гряды волн, на которых грузно подскакивали угловатые контуры «Зибелей», подсвеченных беспрестанными очередями зенитных автоматов — их ритмичный грохот, развеянный ветром, казался легкомысленным треском петард.
— Погоня плотов за колёсным пароходом, — пояснил свою мысль Яков, обернувшись. — Один другого расторопнее. А ещё «быстроходные»…
Действительно, название «быстроходных» немецкие десантные паромы носили не совсем заслуженно. Зато, по правде сказать, на любой волне, даже штормовой, эти самоходные плашкоуты держали свои 10–10,5 узла. Столько же, сколько и десантная баржа — так что и преследователи, и преследуемые шли на равных.
Вроде как и опасности абордажа нет, и уйти вполне вероятно… Если бы не всплески снарядов, белые фонтаны, чередой проходившие вдоль низкого борта.
— Надо бы возразить… — Яков закатил глаза под обрез каски, указывая на ствол 75-мм орудия над головой.
Передёрнув плечами, Новик пересел на откидное сиденье артиллериста-наводчика, задумчиво промычал что-то вроде: «Ну-с, что тут у нас?» Как-то ему уже доводилось управляться с немецкой «Flak-30», так что с этим полуавтоматом…
Первый же выстрел, на мгновение вскипятив бугор волны, заставил шарахнуться ближайший «Зибель» в сторону. Второй смёл с квадратных поплавков катамарана неуклюжие фигурки добровольного и не очень десанта — кто под рукой был. Паром будто на стену налетел, захлебнулись бензиновые моторы. Но и по траковым сцепкам танковой платформы заискрили 20-мм снаряды. Посыпалось лобовое стекло автомобиля, отлетела с покатого зада запаска и, покосившись, «Хорьх» присел на спущенную шину.
