— Мерси боку, мсье, — сказал я ему. — Мои комплименты шефу.
Мы попросили лифтера доставить нас в ангар для орнитоптеров. Выйдя из лифта, я увидел стыковочные трапеции и огромные шкивы и транспортеры, передвигавшие крылатые суденышки на стоянку или, наоборот, на стартовую позицию к краю платформы.
— Мой вон тот, хорошенький, медного цвета, — гордо объявила Кейт оператору.
— Очень хорошо, мисс де Ври. Мы выставим вам его на старт. Минуты не пройдет.
Народу вокруг было немного, и я взял Кейт за руку и увлек в укромный уголок. Там я прижал её к балке и поцеловал. Губы её сначала были плотно сжаты, потому что я застал её врасплох, но потом она расслабилась. На несколько восхитительных мгновений мы снова перенеслись на остров, в лес, где я поцеловал её в первый раз, ощутив вкус её губ и слёз. Я хотел её всю, всю сразу, каждый её запах и каждый уголок её тела. Хотел упиваться ею, словно амброзией.
— После такого поцелуя, — заявила Кейт, когда мы наконец оторвались друг от друга, — обычно следует предложение пожениться.
— Прямо сейчас? — Я улыбнулся, хотя в то же время мне стало немножко не по себе.
— Многие сказали бы, что да. Но я считаю, что это очень старомодный подход, а ты как думаешь?
— Абсолютно верно.
— На самом деле надо ещё получше узнать того, с кем целуешься, прежде чем думать обо всём этом.
— Очень современный взгляд.
— Как бы то ни было, — сказала она, — я думаю, что нас обоих не интересует весь этот вздор насчет женитьбы.
— Нет, — с облегчением согласился я, потом взглянул на неё. — Ты хочешь сказать, что считаешь вздором мысль выйти за меня замуж?
— Я не это имела в виду.
— А. — Хотел бы я знать, насколько это правда.
Мысль о женитьбе, безусловно, пугала меня до смерти, но я надеялся, что Кейт-то думает иначе. Мой приятель Баз, с которым мы вместе работали на «Авроре», пару месяцев назад женился в Сиднее, и я был на его свадьбе. Я глазел на него, идущего по проходу в церкви, и не мог до конца поверить, что он решился на это. Я всё ждал, что он перепрыгнет через церковные скамьи, выскочит в окно и удерет в самую глушь Австралии. Но он этого не сделал, и я вдруг перестал понимать его и почувствовал, что не могу говорить с ним так, как прежде. Он теперь был женат. Он стал другим. Конечно, потом, во время праздничного обеда, он казался прежним веселым парнем. Но когда я глядел, как он обнимает свою красивую жену, то сразу чувствовал себя совсем маленьким и немного смешным. Ни с кем в целом мире я не желал быть вместе так, как с Кейт, но не хотел жениться на ней, во всяком случае не теперь. Мне ещё почти два года учиться в Академии. И я вовсе не был уверен, что она когда-нибудь скажет мне «да».
— Ваш орнитоптер готов, мисс де Ври! — крикнул оператор.
Мы пошли к краю платформы, где уже дожидался висящий на трапеции летательный аппарат.
— Спасибо за великолепный обед, — сказала Кейт, когда я помогал ей подняться в кабину. — И за то, что пригласил меня на бал. Очень жаль, что я, наверно, на него не попаду.
— Почему ты так говоришь? — изумился я.
— Потому что я буду на пути к «Гипериону». И ты тоже.
Она не дала мне времени ответить, заведя мотор орнитоптера, от него был жуткий шум, как и от захлопавших крыльев. Я, качая головой, отступил назад. Она одарила меня улыбкой, поправила очки и шлем и дала полный газ. Когда очертания машущих крыльев сделались расплывчатыми, она показала оператору выставленный кверху большой палец. Трапеция отцепилась, и Кейт в своем орнитоптере падала вниз несколько ужасных секунд, прежде чем выровнять машину и взмыть в небо.
К тому времени, как я добрался до Академии, небо прояснилось. В каморке портье меня дожидалась записка от декана, мистера Рупрехта Прусса. «При первой же возможности», — написал он, что, как я решил, означает — прямо сейчас.
Я отправился по одному из длинных каменных коридоров к его кабинету. Сквозь узкие сводчатые окна лились потоки послеполуденного солнечного света. Академия совсем опустела; все были ещё на практике. Моя оказалась короче на пять дней. Вернуться раньше времени было чем-то неслыханным, и я чувствовал себя неудачником. Я боялся, что люди подумают, будто я повредил корабль по собственной глупости или неумению. Неудивительно, что декан Прусс вызывает меня. У меня даже не было ещё возможности подать официальный рапорт, но он, думаю, хотел узнать, почему я так рано вернулся, из первых рук. Я прождал в приемной всего несколько минут, и его секретарь предложил мне войти.
— Как я понимаю, вы опять прославились, мистер Круз, — сказал декан, указывая мне на кресло перед своим грандиозным столом.
Я никогда не мог до конца понять, когда мистер Прусс говорит с сарказмом, а когда — нет. Он преподавал у нас аэростатику и, хотя и редко обращался прямо ко мне, временами упоминал обо мне при всём классе. «Конечно, не все из нас настолько удачливы, чтобы посадить девятисотфутовый воздушный корабль прямо на песчаный пляж, как мистер Круз» или: «Никому не советую устраивать кулачные поединки на стабилизаторе летящего корабля, и мистер Круз может это подтвердить».
Сначала мне было лестно, что меня так выделяют, но через некоторое время я начал чувствовать себя неловко, будто я — что-то вроде уродца из цирка, а мистер Прусс — насмехающийся надо мной инспектор манежа.
Он был знаменитым пилотом, пока автокатастрофа не обрекла его на инвалидную коляску. Кое-кто поговаривал, что она не только лишила его ног, но изуродовала и его душу. Мне это казалось понятным, потому что я бы тоже мучился, если бы оказался прикован к земле навсегда.
На столе у него я заметил свежую газету с новостью про «Гиперион» на первой странице. Он повернул её, чтобы мне было видно.
— Интересная история, — сказал он. — Я полагаю, это правда?
— Правда, сэр.
— Пожалуй, вам лучше доложить мне обо всём лично.
Кратко, насколько мог, я рассказал ему о нашем полете через Кулак Дьявола и как потом мы забрались в поднебесье, чтобы получить награду за спасение «Гипериона».
— Вы отказались повиноваться капитану, — первое, что произнес мистер Прусс, когда я закончил рассказ. Я был потрясен.
— Не впрямую, сэр. Он не мог рассуждать здраво из-за высоты. Он на самом деле не приказывал мне не стравливать газ.
— Но не приказывал и сделать это?
— Нет.
— Или развернуть корабль?
— Нет, сэр.
— Вы отдаете себе отчет, что совершили серьезное нарушение правил воздухоплавания?
— Да, сэр.
