— Вот барак, парень. В половине второго будь готов.
Я вошел в барак. Голая лампочка освещала коридорчик с туалетом и ванной в конце, доски пола были покрыты черным стекловидным песком, который скрежетал под ногами, в углу ревел керогаз, источавший жар. Я открыл дверь одной из комнат, она была свободна.
Я прилег на кровать и задремал, но тут же проснулся, почувствовав, как кто-то трясет меня за плечо.
— Что, пора? — спросил я, вспомнив о поезде. Свет в комнате горел, и я заметил, что стрелки будильника не доползли и до полуночи. Тогда я перевел взгляд на человека, разбудившего меня, и рывком сел на кровати.
— Вы?! — Сна как не бывало, я чувствовал только панический ужас.— Как вы сюда попали?
— Самолетом.— Ларош отпустил мое плечо.- Боялся с вами разминуться.— Он расстегнул «молнию» своей парки и уселся в ногах кровати, разматывая шерстяной шарф.— Ну и жарища тут... Извините, что разбудил, вы, должно быть, здорово умаялись.
Я помолчал, не доверяя своему голосу. Я боялся этого человека. Даже сейчас не могу объяснить, что это был за страх.
Ларош снял шарф и стал вытирать им лицо. Он выглядел отчаянно уставшим, под глазами залегли черные тени.
— Вы сказали Лэндсу, что я здесь? — спросил я. Голос мой звучал сухо и хрипло.
— Нет.— Он достал из кармана сигареты и протянул мне.— Сначала хотел поговорить с вами. Зачем вы сели в самолет и примчались сюда? Вы не поверили тому, что я рассказал? Почему?
— Дело не в том, поверил ли я.
Ларош кивнул.
— Да, видимо, так. Судьба,— пробормотал он, помотав головой.— До сих пор в голове не укладывается. Сын старика, сидящий за приемником, ждущий, когда же это наконец произойдет...
— Это вы о моем отце?
Он, казалось, и не слышал меня.
— Кошмар, дурной сон... Вы небось думаете, что я их убил, да? — Ларош нервно засмеялся.— Думаете так, да? Из-за того, что моя фамилия Ларош?
В его голосе звучали нотки горечи.
— Не надо этих удивленных взглядов,— продолжал он.— Едва прочтя отчет Леддера, я понял, что на уме у вашего отца. Поверьте, я не повинен в их гибели. Это правда. Я тут ни при чем.
— Я не думал вас обвинять.
— Вот как? Тогда почему вы здесь? Почему вы говорите Паоле, будто я лжец? Зачем утверждаете, что ее отец жив? Бог мой! Добро бы только это. Вы еще выдаете себя за инженера и едете на трассу. Думаете, я не знаю, что вы замышляете? Лучше бы вы сказали Макговерну правду. Мы вполне могли бы втроем обсудить все это, сочти вы за лучшее объяснить причину своего приезда.
— Но я это сделал,— сказал я.— Я приехал потому, что мой отец принял радиограмму от Брифа.
— Нет, причина не в том,— сердито махнув рукой, перебил меня Ларош.
— Но если они еще живы...
— Они мертвы.
— Откуда тогда радиограмма? Этот вопрос, казалось, не интересовал Лароша.
— Зачем вы солгали Макговерну?
— Никому я не лгал! — воскликнул я.
— Нет, лгали! Вы сказали ему, что не знаете имени спутника вашего деда.
— Но это правда. До встречи с Леддером я ни разу в жизни не слыхал об экспедиции Фергюсона.
— Не слыхали?! — Он уставился на меня так, будто я заявил, что Земля плоская.— Но это же абсурд. Вы признаете, что Лабрадор не вылезал из головы вашего отца. Не может быть, чтобы вы не знали причин этого интереса. А потом, когда вы узнали о радиограмме, вам стало понятно, почему он ее выдумал.
— Он ничего не выдумывал. Он ее принял. И радиограмма была от Брифа. Мне плевать, что скажете вы или кто-либо другой...
— Это невозможно. Передатчик затонул вместе с самолетом.
Я покрылся холодным потом: Ларош сказал, что радиограммы быть не могло из-за потери передатчика. Но не потому, что Брифа не было в живых!
— А как насчет Брифа? — спросил я.
— Он не мог послать радиограмму,— повторил Ларош. На этот раз тихо, словно убеждая самого себя. Он был так утомлен, что даже не понял значения моего вопроса.
— Не верю,— пробормотал он.— Не могли вы не знать о вашем деде и о том, что с ним случилось.
— Выходит, мог. Но какое это имеет значение теперь?
— Какое значение? — Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами.— Но... Это невероятно. Таких совпадений не бывает. Почему вас держали в неведении?
— Вероятно, из-за матери. Она боялась Лабрадора, не хотела, чтобы я знал...
— Но та, вторая женщина! — перебил он меня.— Был же дневник... Когда умерла ваша бабка?
— Лет тринадцать назад.
— Вы уже были достаточно взрослым парнем. Неужели она не рассказывала вам про деда? Такая решительная женщина, да еще с сердцем, переполненным ненавистью... Почему же она молчала?
— Один раз, когда я был совсем маленьким, она пришла ко мне в комнату и стала что-то говорить. Но ее застала мать, и с тех пор мы больше никогда не гостили у бабки.
— Значит, об экспедиции вы не знаете... — устало проговорил Ларош. Кажется, он наконец поверил мне.
— Почему это так важно для вас? — спросил я, но его мысли опять успели переключиться на другое.
— И все же вы знали, что дело в Львином озере,— проговорил он.— Откуда? А, теперь ясно: запись в журнале и карта! И отчет Леддера. Боже мой, значит, это все правда...— Его плечи опустились, весь он как-то сник, стал меньше. Его руки дрожали, когда он вновь принялся вытирать шарфом лицо.
— Что правда? — спросил я.
— Про радиограмму.— Видимо, он ответил, не подумав, потому что сразу опомнился и сменил тему: — Вот почему вы здесь. Я хотел убедиться... Боже, как болит голова, мне надо поспать...
Я подумал, что он отчаянно ищет предлог, чтобы убежать из комнаты. Но было поздно: я уже успел ухватиться за вырвавшиеся у него слова.
— Значит, это все-таки было Львиное озеро,— сказал я.— Вы говорили, будто бы не заметили...
Увидев, как блеснули его глаза, я прикусил язык.
— Какая вам разница, Львиное или не Львиное? — дрожащим голосом спросил он.— Вы же сами сказали, что не знаете, какие события произошли там в прошлом. Так что вам за разница?
— Разницы никакой,— быстро ответил я, покрываясь мурашками.— Только если вам все же было известно, откуда передавал Бриф...
— Он не передавал! Никто никогда ничего оттуда не передавал...
— Но как тогда отец ухитрился принять?..
— Я вам повторяю: ничего не было! — заорал он, смертельно побледнев.— Ваш отец все выдумал. Он помешался на Лабрадоре. Бриф не имел радиопередатчика, а что до Бэйрда... Билл Бэйрд умер, я в этом уверен.
— А Бриф? — шепнул я.— Умер ли Бриф?
В глазах Лароша мелькнул страх. Он понял, что проболтался. Теперь я понял: Бриф был жив, когда Ларош бросил его. Пилот молчал, он не мог заставить себя повторить ложь, которую преподнес в кабинете Лэндса. Я смотрел на него с чувством огромного облегчения, которое не в силах был скрыть.
