— Слушай, Денисов, — спросил Губенко, — ты после окончания сборов где будешь работать?
— В транспортной милиции.
— Я понимаю, что в транспортной. А кем?
— Постовым милиционером.
— А в уголовный розыск тебя не возьмут?
— Я же не кончал милицейской школы.
— Так! — Денисов не уловил в этом «так» особого сожаления.
Больше Губенко ни о чем не спрашивал. Простился он с Денисовым очень тепло, даже по-дружески. Кристинин высадил его из машины на Садовом кольце, у площади Маяковского.
Неприятный разговор произошел в кафе, куда они, переодевшись, зашли поужинать. Ослепленный слегка крахмальной чистотой скатертей и хрустальным великолепием фужеров, Денисов подумал, что работники уголовного розыска хотят отметить свой успех. Может, даже он, Денисов, как удачливый дебютант, был обязан пригласить их сюда, но не догадался?
Но озабоченное, усталое лицо Кристинина отвергало мысль о празднестве и веселье. Они выпили молча.
— Я хочу тебе рассказать о гибели самолета... Это было в тридцать четвертом году. Ты слыхал о таком самолете — «Максим Горький»?
Нет, Денисову не приходилось о нем слышать, он и родился-то в сорок первом.
— Большой был самолет. Самый большой в мире. Восьмимоторный. И сейчас таких нет, восьмимоторных. В этом рейсе на самолете были ударники производства. Некоторые с детьми. Он совершал праздничный рейс, эскортируемый истребителями. И вот летчику одного истребителя пришла в голову мысль совершить мертвую петлю вокруг крыла самолета, несмотря на категорический приказ не совершать в полете никаких фигур высшего пилотажа. Выходя из петли, он врезался в крыло... Весь экипаж, женщины, дети... все погибли из-за недисциплинированности одного человека. Советую тебе сходить на Новодевичье кладбище. Там на стене можешь все прочесть.
Кристинин, не отрываясь, смотрел на Денисова, В нем не было ничего от насмешливого, немного снисходительного человека, к которому Денисов уже успел за день привыкнуть и привязаться.
— Ты подумал, что могло быть, если бы Новожилов застрелил тебя и ушел из дома с оружием? Что он еще мог натворить! Ведь терять ему было бы нечего.
Денисову уже не хотелось есть, и желал он теперь только одного: чтобы обед прошел быстрее. Но официант обслуживал не спеша, как будто специально испытывая Денисова, и даже дважды поменял вилки, найдя их недостаточно чистыми.
Когда обед закончился, Кристинин вызвал машину. Больше об операции никто не говорил, но Денисов все равно чувствовал себя отвратительно.
— Слышали, товарищ капитан, Новожилова поймали? — вихрастый молодой шофер радостно улыбнулся.
— Это вот он поймал, — без улыбки сказал Кристинин, кивнув головой на Денисова. Но шофер воспринял это как шутку, и, самое удивительное, Денисову слова капитана тоже показались шуткой.
Михаил Иосифович сидел молча, глядя на дорогу.
Изрядно надоевшее за время учебных сборов серое здание, мелькнувшее впереди, Денисов встретил с радостью. Он был рад, что возвращается к своим нетрудным и, в общем-то, интересным занятиям и вскоре окажется за надежной серой стеной, где никто не знает о том, что он натворил. После сборов он будет опять стоять на посту в вале транзитных пассажиров, и ему не придется решать такие головоломки, как сегодня.
Он уже принял эту успокоительную мысль, когда Кристинин, протянув ему через сиденье руку, сказал:
— А инспектор из тебя должен получиться толковый. Есть и решительность, и, главное, фантазия. Пока это у тебя не от знаний, а... от бога. Нужно, чтобы и от знаний и от опыта. Ну ладно. Спасибо, Денисов. Желаю успеха. Еще встретимся.
Сердце Денисова вдруг странно забилось. Он стоял, глядя, как разворачивается машина, как улыбается ему вихрастый шофер и медленно подымает ладонь Михаил Иосифович...
— Денисов, поздравляем!
— Телеграмма о задержании Новожилова уже пришла!
Его окружили друзья, каждому хотелось посмотреть, как выглядит человек, вернувшийся с опасной операции.
А Денисов, поднявшись на носки, долго смотрел вслед машине. Она была уже далеко, огоньки скрывались в сумраке, но Денисов не спешил уходить с этого места, где он расстался с работниками уголовного розыска, и больше всего ему хотелось задержать, остановить этот день, который не был похож ни на какие другие дни в его жизни.
НОЧНОЙ ДОЗОР
Развод заступающих на смену милиционеров проходил по привычной жесткой схеме: сначала дежурный знакомил с оперативной обстановкой, потом ставил задачи, зачитывал свежие ориентировки и — «Встать! Принять посты!».
Служба наряда во многом зависела от поступивших за день ориентировок о преступлениях, их следовало записать и запомнить. Но сегодня ничего такого не было: сутки на вокзале и в городе прошли тихо.
— Фогеля пока не задержали, приметы вам известны, — только объявил дежурный и снова вернулся к задачам наряда.
Фогель был вором-рецидивистом, которого уже вторые сутки разыскивали работники МУРа.
Наконец — «Встать! Принять посты!».
Громко переговариваясь, милиционеры и в их числе Денисов потянулись по заснеженной платформе к зданию вокзала.
Денисов нес службу у автоматических камер хранения. Стальные ящики, поставленные друг на друга, отгораживали с трех сторон площадку в самой средине зала для транзитных пассажиров. Четвертой стеной служил ряд сдвинутых вместе высоких неуклюжих диванов.
Пассажиров в камере хранения было немного. Равномерным шагом Денисов несколько раз прошелся вдоль запертых ячеек и вернулся к выходу. Здесь его неожиданно окликнули.
От дверей навстречу Денисову шел капитан Кристинин, на ходу протирая платком запотевшие стекла очков. Из-за его спины дружески улыбался и кивал Денисову Михаил Иосифович Горбунов.
— Добро пожаловать! — Денисов поправил портупею и попятился, пропуская гостей из МУРа. — Фогеля еще не задержали?
— Если только в последние пять минут, — Кристинин снял шапку, надел очки и пригладил свою смоляную коротко стриженную, как после болезни, голову. — Поверь мне: нам еще придется немало с ним повозиться... Вокзалы, гостиницы, выставки... Я немного Фогеля знаю. В нем ни капли этого воровского тщеславия... — Кристинин, похоже, продолжал прерванный разговор с Горбуновым.
Несмотря на поздний час, по всему огромному залу сновали люди, без устали хлопали узкими, словно обрезанными, крыльями автоматические справочные установки, монотонно бубнило радио. Массивные стеклянные двери размеренно-тяжело описывали свои стандартные полуокружности.
Пока Кристинин оглядывался по сторонам, к Денисову подошел старшина Ниязов. Майор Горбунов, не упускавший случая попрактиковаться в языковедении, обрадовался.
