Пока мы рассуждали о будущем, Земля опять раскололась. Надвое: одна половина «за», другая — «ммм…». Больно уж крепкая гайка попалась. Никто и думать не думал, собирая на Земле «Салют-7», что эту гайку вдруг ни с того ни с сего какие-то космические духи, усевшись на палубе, начнут упорно отворачивать. И более того, чтоб духам было неповадно, гайку, привернув что есть силы, законтрили проволокой и залили эпоксидной шпаклевкой. Можно спать спокойно, думал тот, кто проделал все это самым добросовестным образом. Станция уж наверняка не развалится. Да если подумать, откуда там снаружи и духам-то взяться, которые примутся за это дело?
А вот духи как раз и нашлись. С позывным «Маяки» — Леонид Кизим и Владимир Соловьев, командир и бортинженер третьей длительной экспедиции на «Салют-7». Им надо было открутить эту самую гайку контрольной горловины магистрали окислителя. Чтобы добраться до нее, они сначала вообще проделали нечто немыслимое в традиционной космонавтике. Пролезли с дополнительным трапом и связкой инструмента в дальний конец станции, закрепились там и начали распиливать свой дом снаружи. То есть гладкую и скользкую стеклопластовую обшивку его моторного отсека. И Земля вместо того, чтобы испугаться, остановить и вразумить их, наоборот, поощряла и подбадривала.
С пыхтением, сменяя и держа друг друга за ноги, чтобы иметь упор, пробили стеклопластовый панцирь (жалуясь, что в воде он был мягче) и пропилили желанное окошечко над гайкой. Вот тут гайка и показала свой характер. Давно прошли минуты, отведенные циклограммой на ее укрощение, а она и не думала трогаться.
— Нет, не идет, — пропыхтели они после долгих усилий. — И стучали по ней, и крутили вдвоем… Не шелохнулась.
— Понятно… — погрустнела Земля. — На совесть закручено. Готовьте тогда манипулятор для удлинения ручек ключа. Если не поможет — беритесь за редукторный… Сейчас конец зоны — попробуйте до возвращения что-то предпринять. Сами понимаете… Но только не сверните с гайкой всю горловину!
Они-то понимают. Достают из связки редукторный ключ — с системой усиления, специально для таких тяжелых случаев. И вылетают из зоны под аккомпанемент своих «раз-два — взяли!». ЦУП замирает в напряжении. Открутят или не открутят? Уже вызваны консультанты по эпоксидным смолам — может, в этой шпаклевке все дело? Эпоксидка и на Земле не мед, а там, может, вообще окаменела? И что, если совсем ничего не получится? Если гайка устоит? Что тогда?
…«Не зная ОДУ, не суйся в воду!»
Так гласил самодельный плакат в раздевалке испытателей, когда шла подготовка. ОДУ — это объединенная двигательная установка станции. Что такое знать или не знать, когда Володя Соловьев сам участвовал в ее создании еще конструктором ракетно-космического КБ? И когда этой сложной системе из доброй сотни клапанов, десятков метров трубопроводов, шести баков, рабочих коллекторов потребовалось вмешательство снаружи — лучшего хирурга найти было трудно. Несокрушимо веселый и добрый Кизим — один из лучших пилотов этого внеземного корабля, уже один раз возглавлял ремонтную бригаду на борту.
В общем, в воду их пустили. И не один десяток раз. Одного инструмента надо было освоить сорок земных килограммов, а с ним — множество монтажных приемов с гайками, перемычками, патрубками, накидными клапанами. Резали, крутили, гнули, пережимали — все для того, чтобы пустить топливо и окислитель резервным путем обходных магистралей.
Месяцы конструирования, расчета вариантов, технической подготовки. Ведь на Земле проще простого — загнал любую машину в депо и разбирай на части. А там только на скорости — восемь километров в секунду. «Несешься над планетой будь здоров, — бросит потом взгляд в сторону Володя. — Как на мотоцикле!»… Все на ходу, в кромешном вакууме. Сколько всего надо предусмотреть — и вот первая же гайка на первом же этапе может поставить на всем замысле крест. Неужели не одолеют?..
Мне почему-то показалось, что на этот примитивный случай как-то даже и нет запасного варианта. На все случаи жизни есть, а на этот простейший — и не придумаешь. Но это мне так показалось, а у них может кое-что и было в запасе. Не знаю. Не успел спросить. Потому что не потребовалось.
Они вернулись в радиозону с победой. Гайка покорилась.. Уже успели и снять ее, и заменить под ней клапан. Потом провели испытание магистрали — наддули в нее азот из бака грузового корабля, И на сегодня все. Вместо расчетных 4 часов 5 минут на «воздухе» — 4 часа 59 минут 44 секунды.
И еще ворчат, закрывая за собой выходной люк: «Ну куда спешить, куда спешить? Еще 16 секунд — и круглая цифра: пять часов…» Но Земля к круглым числам равнодушна — ей лишь бы спрятаться до тени и проверить герметичность до выхода из зоны.
Потом, внутри, еще в белом нательном трикотаже, только накинув куртку на плечи, Володя с удовольствием показывает эту злополучную гайку. Изрядно помятую и побитую в торце длинного ключа — словно крепкий зуб, с трудом вырванный и прикипевший к щипцам.
— Даже в ключе застряла! — В его голосе нотки истинной гордости. — Два часа нам прикуривать давала! Вот на ней следы и от битья, вот от контровки концы, вот шпаклевка…
— Мы очень волновались, — позволяет себе признаться Земля. — Не навредила вам эта проволочка? Нет царапин на стекле, повреждений на ткани?
— Нет… — ручаются они за свою оболочку.
После чего выходят за борт еще пять раз подряд.
Остальные гайки ведут себя благоразумно. Но это не такое уж большое облегчение, если говорить начистоту. Олег Атьков, врач, космонавт-исследователь, а проще — их ангел-хранитель, еще пять раз встречает ребят на пороге жилого отсека. Помогает обсушиться, переодеться, кормит, не знает, куда посадить. «Вы бы посмотрели на Леню с Володей, когда они вылезают из скафандров… Мокрые, как из парной. Кулаки внутри перчаток изодраны, как после драки…»
Олег во время монтажа работает внутри станции, оставаясь там за капитана. Выдает с пультов команды ее агрегатам, контролирует дыхание, температуру, пульс у товарищей — «Маяков». «Ребята, я слышу, как вы идете! Очень необычное ощущение — шаги снаружи! О! Вижу вас в иллюминатор!» Когда надо — он телеоператор, запечатлевающий для истории ход монтажа.
— Ребята, пишу вас на «Ниву»! Махните рукой, сделайте что-нибудь для зрителей!
— Я его по спине поглажу, — предлагает командир. И далекая в конце станции тень на фоне Земли ласково протянула лапу к другой тени.
— За ухом почеши, — добродушно соглашается вторая тень.
Последний выход предназначался не им. Последняя, резервная операция. Она понадобилась после первых четырех. Для нее собрались подготовить, оттренировать и прислать на борт другой экипаж. Все-таки передышка. Другие бы обрадовались. Но надо было быть в цуповском зале и слышать, какие мольбы и уговоры понеслись вниз, к руководству. Баритон Володи Соловьева даже как-то потерял присущую ему солидность. Так просят школьники: «Ну разрешите, ну разрешите!» Еще наполовину в скафандрах, еще голодные как черти, мечтающие о жареной картошке, которая светила им не раньше, чем месяцев через пять, они спешили до конца зоны передать нижнему залу все «за». «У нас опыт, мы магистрали знаем, быстро добираемся туда и обратно! Поработаем с инструкцией, пришлете нам видеозапись! Таких такелажников вы сейчас не найдете, как мы! Зачем на второй экипаж тратиться?!»
