Мы даже не заметили, когда он вошел в салон и тихонько пристроился в кресле у самой двери. Наш Аркадий Платонович все делает обстоятельно и не спеша. Вот и сейчас он уселся поудобнее, закинул ногу на ногу и неторопливо, со смаком начал раскуривать одну из своих трубок — их у него не меньше дюжины красуется на специальной подставке в каюте, на письменном столе.
— Не такой он, конечно, был простак, чтобы это сделать, — рассудительно продолжал капитан. — Наверняка всучил своему компаньону на всякий случай фальшивую карту для отвода глаз. Ведь, кажется, он вскоре после этого и умер, как вы рассказывали, Сергей Сергеевич?
— Э, да вы, оказывается, тоже увлеклись этими кладоискательскими историями, Аркадий Платонович. Вот уж не ожидал! — укоризненно сказал Казимир Павлович.
Капитан так явно смутился, громко посасывая незажженную трубочку, что Волошин поспешил к нему на помощь.
— Вы совершенно правы, Аркадий Платонович, — сказал он. — Капитан Бенсон умер на руках своего компаньона и при весьма загадочных обстоятельствах…
— Конечно, его отправили на тот свет. Отравил, наверное, компаньончик, — зашумели все наперебой.
— Иеремия все-таки его объегорил, успел фальшивую карту ему подсунуть перед смертью.
— А потом уже пошли эти карты размножаться, как грибы после теплого дождичка!
— Конечно, кто станет сам указывать, где он клад запрятал?! Попробуйте сами, поищите…
Прошел день, второй. Мы все стояли на якоре возле мрачного островка. Обещанный катер что-то не появлялся.
Глазеть на затянутые облаками скалы сквозь пелену не прекращавшегося ни днем, ни ночью дождя стало утомительно. На берег разрешалось высаживаться только ученым, старавшимся использовать каждый час вынужденной стоянки.
У нас на «Богатыре» двадцать шесть разных научных лабораторий, свой вычислительный центр с электронными машинами — настоящий плавучий институт. Рейс в юго-восточную часть Тихого океана рассчитан почти на полгода. Мы должны в этом интереснейшем районе продолжить исследования, начатые в 1968 году экспедицией на судне «Академик Курчатов».
Особенно интересна для ученых эта часть Тихого океана тем, что тут, у берегов Южной Америки, вечно борются между собой мощные течения, причудливо перемешивая теплую и холодную воду. От этого здесь создаются совершенно уникальные природные условия: из глубин океана в верхние слои воды постоянно поднимаются богатые питательные вещества, вызывая пышное цветение мельчайших водорослей — морского сена. На этих пастбищах откармливается столько рыбы, что перуанские и чилийские рыбаки получают невиданные уловы, «снимая» с каждого квадратного километра до пятидесяти тонн превосходных анчоусов, как в лучших прудовых хозяйствах.
Хорошенько изучить во всех тонкостях условия, способствующие такой высокой продуктивности моря, и должна наша экспедиция. Тут предстояло много интереснейшей работы и для биологов, и для химиков, и для океанографов, и метеорологов. Программа научных исследований была намечена весьма жесткая, расписана буквально по часам. И вдруг такая непредвиденная задержка возле затерянного в океане островка! Понятно, что руководство экспедиции не на шутку встревожилось.
Но природные условия на острове Абсит и в прибрежных водах оказались действительно так необычны, что и тут для представителей всех наук нашлось немало интересного. Геологи целыми днями, не обращая внимания на дождь, лазали по береговым скалам. Метеорологи радовались, что могут впервые провести здесь регулярные наблюдения за капризной погодой.
Островок находился на самом стыке теплых и холодных течений, и океанографы, плавая вдоль его скалистых берегов со своими хитроумными приборами и беря пробы воды с разной глубины, так увлеклись, что вечерами их приходилось буквально созывать на борт «Богатыря» долгими требовательными гудками. Они готовы были вести исследования всю ночь напролет.
Все, конечно, рвались на берег, вдруг захотели помочь ученым. А те, посмеиваясь, установили строгую очередь да еще выбирали из добровольцев самых крепких и сговорчивых.
Я тоже упросил Макарова взять меня в одну из этих вылазок на берег. Он согласился, хотя и покуражился немного, грозно предупредив:
— Но только, чур, по сторонам не глазеть, никаких кладов не высматривать, а работать честно.
Высадившись на берег, мы поднялись по знакомой тропе к заброшенному кладбищу. В этот ненастный, дождливый день, без проблеска солнца, оно выглядело особенно мрачно и печально. Набухшие водой тучи, казалось, зацепились за верхушку исполинского креста да так и повисли навсегда над кладбищем.
За перевалом мы сошли с тропы и углубились в джунгли. Каждый шаг тут давался с трудом. Тяжелая сырость, сочащаяся по ветвям, льющаяся за воротник вода… Ноги вязнут в хлюпающей грязи, идешь словно по набухшей водой губке.
Моросит дождь, а дышать трудно. Воздух липкий, густой, застойный, будто в оранжерее. И кругом могильная тишина, не пролетит, не пропоет птица, только монотонно шелестит и шелестит дождь.
Мне вдруг подумалось, что природа здесь ведь совсем не изменилась с пиратских времен. Когда «джентльмены удачи» высаживались на остров, чтобы припрятать награбленные сокровища, так же глухо вдалеке шумел прибой, а в лесу было душно и сыро, шелестел в листве вечный унылый дождь, и тучами вились над головой злющие летающие муравьи.
Невольно я начал даже озираться по сторонам, словно опасаясь пиратской засады…
Неподвижные лианы жадно обвивают деревья и свисают сверху тесно переплетенными космами. Деревья сгрудились, обнявшись, словно вцепились друг в друга мертвой хваткой. Сделаешь шаг — и путь преграждает лиана. Второй шаг — проваливаешься в яму, замаскированную раскидистыми ветками каких-то невиданных папоротников.
А дальше приходится перелезать через трухлявый ствол упавшего дерева, чтобы тут же напороться на преграду из предательских острых шипов, раздирающих в клочья одежду и до крови царапающих кожу. А каждая ранка, полученная в этих тропических джунглях, потом наверняка превратится в болезненную и долго не заживающую язвочку.
Если же добавить сюда тучи вьющихся над головой москитов, свирепых летающих муравьев, еще какой-то бесчисленной мелкой нечисти, то быстро пропадет всякое желание искать сокровища в этом сыром зеленом аду.
Удовольствие от вылазок на берег получали только наши биологи. Их все восхищало: и летающие муравьи, и москиты, и огромные ящерицы игуаны, весьма устрашающие на вид, похожие на доисторических чудищ. При нашем приближении они не проявляли ни малейшего страха, а начинали грозно покачивать головами, вызывая нас на бой. Можно было подойти к ним и даже схватить за длинный скользкий хвост.
