В кроватке Тофика вместо матраца тоже лежала газета.
Где-то стукнула дверь. Гаджи вздрогнул. Опять стало тихо-тихо. Он подошел к роялю. Конечно, Тамара открыла Гайдна специально — ведь та же страница. Гаджи присел на край стула. Тронул клавишу. Звук полетел и неожиданно оборвался.
Он опять тронул клавишу. Вторую. Третью.
Как некстати тогда они купили этот рояль! Второго июня. За двадцать дней до войны. Все деньги ухнули. А сахар на базаре, говорят, теперь пятьсот стоит. Жуть. Сколько на то деньги можно было купить Тофику сахара!
Опять хлопнула дверь. Нет. Здесь жить невозможно. Невозможно без них. Надо идти к Вецу.
Над городом завыли сирены. Застучали зенитки. Вновь воздушная тревога.
Гаджи подошел к фотографии, висящей на стене. Тамара, Тофик, он. Ходили к фотографу, когда Тофику исполнился месяц. Он снял со стены фотографию, хотел положить в карман. Задумался и повесил на место. Только сейчас вспомнил, что надо сделать. Взял нотную тетрадку, подчеркнул нужную строку…
39
Подручный Веца выходил из заводской проходной, рассматривая новенький пропуск.
40
— С приездом, Сергей Александрович, — Лавров вошел в кабинет генерала, — Здравствуй, здравствуй.
— Ну, как Москва?
— Первый раз в жизни салют видел. Садись рассказывай, что дома. Нет, подожди. — Он взял трубку.
— Попросите ко мне Львова. — Взглянув на Алексея, сказал: — Помнишь, сегодня год, как Гаджи здесь. Не долго ли они его тут держат?
41
— Кажется, борец доволен помощником. По-прежнему работают в поте лица. Собираются закончить операцию — остановка только за кражей «Флоры». В дверях появился Львов:
— Разрешите?
— Заходи, заходи. Чаем сейчас угощать буду.
Моисеев встал из-за стола, достал из шкафа стаканы, включил электрический чайник.
— Вот какую роскошь в Москве достал. Сестра подарила. Довоенный… Слушаю тебя, Алеша.
— Значит, собираются украсть «Флору». Загвоздка в том, что Тихий не может пройти в лабораторный корпус… Последняя шифровка от Вильке была угрожающей. Требуют максимально использовать в операции Гаджи. Вец на эту шифровку среагировал так: потребовал у Гаджи записку от Аббаса Керимовича.
— Самого чепухового свойства, — вставил Львов.
— И потому мы очень насторожились, — продолжал Лавров. — Вец говорит: скажи, мол, дяде, что хочешь на несколько дней к своим, в Уфу, съездить. Но так как обратно с билетами будет трудно, пусть Аббас Керимович черкнет пару слов кому-нибудь из уфимских знакомых.
— Ну, ломать голову здесь особенно не стоит. Им надо факсимиле Аббаса Керимовича. Возможна такая версия? — Моисеев задал вопрос, видимо, самому себе, потому что сам и ответил: — Вполне возможна. Тогда пойдем дальше. Свяжем логической нитью шифровку Вильке с требованием Веца. И придем к тому, что записка нужна для кражи «Флоры». А как они собираются это сделать, мы не знаем.
— Если хотят красть, это здорово, — опять вступил Лавров. — Я говорил со специалистами. Немцы знают, что у нас есть «Флора». Не знают только, что она не конечный продукт, а лишь компонент.
— Грубо говоря, — теперь продолжал Львов, — топливо состоит из трех составных: замедлитель — одна часть, две другие — «Флора» и найденный недавно второй компонент. Что-то вроде «Флоры» у немцев есть. Так называемый «Зет-три».
— Значит, если им дать «Флору», они поймут это! Немецкая химия не нуждается в рекомендациях, насколько я понимаю, — недовольно вставил реплику генерал.
— Нет, нет! — продолжал Львов. — Получив «Флору», они и не уловят сходства со своим «Зет-три». Химики гарантируют это. Ведь «Флора» в отличие от «Зет-три» не взрывается от соприкосновения с кислородом. Этим-то она и похожа на конечный продукт! А на анализы уйдет несколько месяцев…
— Стоп. Дайте подумать. Я к химии двадцать лет не прикасался… А если еще какой-нибудь Вец украдет второй компонент и замедлитель и они добавят их в «Флору»? — генерал задавал вопросы явно для того, чтобы родилась истина, чтобы не было «прокола», который может привести к утечке информации, чтобы проверить самого себя.
— Теоретически это возможно. Но ведь надо знать, что все они — компоненты одного горючего, А так они с тем же успехом могут добавлять и в свой «Зет-три» и в любое другое вещество. Как видите, и здесь возможность риска практически равна нулю, — парировал Львов.
— Значит, если «клюнут» — потеряют время. Если не «клюнут» — каждый, что называется, останется при своих. Так?
— Ничего подобного, Сергей Александрович, — в который раз Львов поправил очки. — Все равно мы в выигрыше. Даже, если не уведем их по ложному пути исследований, станет прочнее положение Гаджи.
— Тогда вернемся к записке Аббаса Керимовича. Что, если с ее помощью они захотят попасть в лабораторию?
— Пусть. Ныне это лжеобъект. Основные работы ведутся на востоке. Здесь — чепуха, — сказал Лавров.
— А если, попав в лабораторию, они попробуют взорвать ее? — опять спросил генерал.
— Жалко будет двухэтажный домишко. Но, ей-богу, стоит рискнуть.
— И последний вопрос. Можно сделать записку Аббаса Керимовича, не впутывая его самого в это дело?
— Безусловно, — рассмеялся Львов.
— Ну, уговорили, — Моисеев кивнул. — Будем думать. Надо, насколько возможно, тянуть с запиской. На все сто процентов исключите утечку информации — тут, Львов, хоть сотни консультаций с учеными. И чтобы кража «Флоры» произошла без шума. Возьми это на себя, Алеша. А то они будут ждать наших действий, а не дождавшись, заподозрят «липу». Ясно?
Он посмотрел на стол, увидел нетронутые стаканы.
— Да, что ж вы чая не пьете?
Вец стоял на трамвайной остановке до тех пор, пока в одном из вагонов не увидел Тихого. Он сел в этот же трамвай и проехал в нем шесть остановок. Тихий сошел на следующей. Они встретились в толчее на базаре.
— Надо идти сегодня, — сказал Вец. — Вечером. Вот записка Аббаса. Подпись такая, что и сам не отличит от той, что была на записке о билетах… Все входы выучил?
— А как же.
— Смотри, если шум будет — беги. Живым им даваться нельзя. За «Флору» в Магадан не пошлют, расстреляют тут же.
— Если уйду, они все равно догадаются, что я был, — записка-то у них останется.
— Это лучший выход. Аббаса дискредитируем. Может, с работы снимут. А может, и посадят… А тебя спрячем. В Ташкент поедешь. Знаешь, какая там жизнь!
42
Тихий протянул записку в окошко.
— Подожди, — сказал охранник. Он задвинул фанерку, обратился к начальнику:
