Белокурая Синтия выскакивает из своих колес и направляется к лежащему. Лежащий больше не лежит. Я слышу пффффф из проколотых шин, потом возглас удивления, вырвавшийся у девушки, вдруг увидевшей перед собой громилу с пушкой в руке, ревущего: «Мани! Мани!»
Нельзя терять ни секунды. Теперь твой черед, Сан-А.! Начинается второй акт со знаменитым комиссаром Сан-Антонио в главной роли, суперменом, не боящимся ни мух, ни осиных жал.
Я слетаю на землю, прыгаю за руль, отжимаю сцепление, завожу, набираю скорость, вписываюсь в вираж, разгоняюсь, подъезжаю, торможу, выскакиваю, вмешиваюсь…
И нужно обладать воистину моей железной волей, чтобы не взорваться от смеха. Слово флика, Берю заслуживает отставки. От его вида сошел бы с ума сумасшедший.
Он надел килт, но под ним оставил кальсоны, благодаря чему стал похож больше на грека, чем на шотландца. Куртку вывернул наизнанку. На лице у него женский чулок, что придает ему ужасающий вид, а сверху — широкий берет в красную и зеленую клетку.
Я бросаюсь на него. Берю, продолжая играть свою роль, наставляет свою аркебузу на меня. Я провожу артистический захват: оружие летит на дорогу. Награждаю его бесконтактным крюком в челюсть. За ним следуют два удара в лицо. Толстый плывет и падает на колени. И тут, как всегда, происходит непредвиденное.
Мисс Синтия, которой я еще не успел заняться, подскакивает к Толстому и изо всех сил наносит по его чайнику удар ключом, настолько английским, насколько она сама — шотландка.
Берю ловит этот подарок судьбы зубами, и по звуку я понимаю, что его челюсть потребует выплаты компенсации. Кажется, будто опрокинули коробку с домино.
— Ох! е… да… б…! — рычит он на шепелявом французском.
Я хватаю его за шею, чтобы помочь подняться и одновременно защитить от нового выпада разбушевавшейся амазонки.
— Смывайся, лопух! — шепчу я ему на ухо.
Он понимает, что наступил решающий момент и пора сыграть в игру «беги за мной, чтобы я тебя поймал», и улепетывает через поле.
Вместо того чтобы броситься за ним, я трачу время на поиски пистолета. Я поднимаю его и рычу с оксфордским акцентом:
— Hands up[20]!
Но Берю не останавливается по двум одинаково серьезным причинам: во-первых, он знает, что должен испариться, во-вторых, он не понимает языка Черчилля.
Для полноты картины я не отказываюсь от удовольствия пальнуть пару раз ему вслед. Но Жиртрест уже скрылся в прибрежных камышах.
Я выражаю свою досаду и оборачиваюсь к малышке. Боже мой! Вблизи она в миллион девятьсот шестнадцать раз красивей, чем на расстоянии. Такой нежной кожи я еще не видел. Ее от природы белокурые волосы будто из чистого золота; я знаю, что это сравнение банально, но оно настолько точно, что я не могу скрыть этого от вас. Ее глаза даже не синие, а фиалковые, с золотистыми искорками. Ее рот… Нет, это не поддается описанию… Это надо видеть! Если бы вместо того, чтобы околачиваться в конторе, на заводе или в колледже, вы, банда недоразвитых, присоединились бы ко мне, вы бы поняли!
Она смугла от загара и прекрасна. Никаких изъянов: прекрасной формы грудь и руки, точеные лодыжки, упругий живот, изящный изгиб шеи и прочее…
— Этот бандит не причинил вам вреда? — беспокоится она, приняв мое молчаливое восхищение.
Я ответил на английском, но с ненавязчивым акцентом майского жука, по которому она догадывается:
— Вы француз?
Она мурлычет это по-французски. Для того чтобы мурлыкать на каком — либо языке или же кого-то на нем облаять, нужно хорошо им владеть.
Конечно, у нее тоже легкий акцент, но такой приятный, что так и хочется поискать его у нее между губ.
— Вы в полном порядке?
— Да. Даже не знаю, как вас благодарить, вы подоспели вовремя.
— Благодарите счастливый случай, — говорю я. — Подумать только, ведь я собирался ехать другой дорогой… Надо сообщить в полицию.
Она пожимает плечами.
— Этот человек наверняка сумасшедший. Вы заметили, как он одет?
— Вооруженный сумасшедший — вдвойне опасен.
— Я позвоню Мак Валенксу.
— Кто это?
— Шериф.
Тут я вспоминаю правила хорошего тона и кланяюсь.
— Меня зовут Сан-Антонио, — говорю.
Она протягивает мне руку.
— Очень приятно, Синтия Мак Херрел.
Касание наших рук длится чуть дольше положенного, ровно настолько, чтобы почувствовать разницу с банальным рукопожатием.
— Это чудовище проткнуло шины моего автомобиля, — вздыхает очаровательное дитя.
— Пусть это вас не волнует. Мы откатим ваш триумф на обочину, и я не откажу себе в удовольствии подвезти вас…
— Вы очень любезны.
Сказано — сделано. Мы наконец отправляемся в Оужалинс Кастл.
Первая часть моего плана удалась как нельзя лучше. Правда, Берю в схватке растерял свои доминошки, но искусство требует жертв.
— Вы приехали сюда на отдых? — спрашивает Синтия.
— Да, — отвечаю. — Я — писатель и собираюсь написать книгу, героиня которой — шотландка.
— Как интересно. А что вы уже написали?
Я перечисляю очень быстро и очень небрежно, с видом мэтра, который не хочет показаться нескромным:
— Дама с гортензиями, Граф Монте-Белло, Под сенью Бабушек в слезах, Клубок ужей, Идиот, который смеется, и Любите ли вы Бахуса, а также книжку об автомобильных гонках.
— По-моему, некоторые из ваших книг я читала, — говорит она.
— Вполне возможно, я переведен на сорок два языка, включая язык глухонемых Индустана и монегаскский.
— Вы настоящий француз, — улыбается она.
— Почему?
— Вы любите смеяться.
— Очень, а вы?
— Я не осмеливаюсь.
— Почему же?
— Вы же знаете, что у англичанок слишком большие зубы.
— Покажите свои…
Она повинуется.
— У вас великолепные зубы, — искренне говорю я, вспоминая зубы Берю.
И добавляю:
— Я бы с удовольствием сделал из них себе ожерелье.
Продолжая в том же духе, мы подъезжаем к Оужаливс Кастлу. Жилище поражает своими размерами и величием. Я вижу две остроконечные башни и гигантский перрон у подъезда.
На нем появляется мажордом, которого я уже видел в бинокль. Можно подумать, что он исполняет роль английского метрдотеля в рекламном ролике и немного переигрывает.
— У миссис что-то случилось с машиной? — обеспокоенно спрашивает он, не глядя на меня.
— Лопнули два колеса, Джеймс, — беззаботно отвечает Синтия. — Предупредите тетю, что я вернулась со своим французским другом.
Расценив это сообщение как представление гостя, шеф-лакей удостаивает меня кивком головы, от которого содрогаются его шейные позвонки.
