Событийный ряд прошедших пары лет пронесся перед её глазами и Эмма осознала, как сильно изменилась с тех пор. Точно также ритуал внес коррективы в жизнь каждого из них. Эмма глубоко вздохнула и отстранилась.
-- Мы вместе, -- она кивнула старшекурсникам и улыбнулась Вив и Лилиан, -- мы есть друг у друга, и теперь у нас есть то, что еще больше связывает нас.
Друзья понимающе закивали.
-- Не у всех, -- удрученно возразил Эмиль.
Он стоял немного поодаль от остальных с задумчивым видом.
-- Я, в отличие от вас, не стал счастливым обладателем сверхъестественных способностей. И, боюсь говорить это слово, хотя -- какого черта? -- он подошел ближе. -- Ребят, вы сочтете меня слабоумным, но все это: создание невидимых барьеров, -- он указал на Эмму, -- вызов землетрясений, -- на дверь, в которую ушла Кира, -- и, мгновенное излечение тяжелых ран силой мысли, -- он развел руки в стороны, охватив их всех, -- я могу назвать это только одним известным мне словом! И это слово -- магия!
-- Эмиль, ты -- слабоумный, -- согласилась Ванесса.
Она стояла у окна и поглаживала махровые лепестки цветка, украшавшего широкий подоконник.
-- Магии не существует.
-- Да неужели? Смотрите, -- сказал он, кивнув на неё остальным, -- кажется растению это не известно!
И, когда они обернулись к окну, то увидели, как из множества быстро вырастающих бутонов распускается прекрасная фиалка. Наблюдая за этим чудом, Эмма ощутила такую легкость в груди, словно все тревоги и запреты развеялись, очистив её от сомнений. Цвет лепестков, сочный и яркий, отразился в её глазах и проник в самую душу, окрасив сознание, и она улыбнулась, потому что вспомнила, как называл этот оттенок её дедушка.
-- Фиолетовый, -- цвет волшебства.
Эпилог
Огонь за решеткой раздраженно потрескивал. Длинная, черная ряса с капюшоном, брошенная в камин вслед за двумя предыдущими источала характерный этому типу материи отвратительный запах. Современные ткани -- прекрасные на вид, по сути -- голая синтетика.
Мужчина сел за удобный письменный стол из дорогого красного дерева. Нервно постукивая пальцами по крышке, он наклонился и открыл нижний ящик, и откуда ловко вытащил толстую тетрадь в бордовом кожаном переплете. Он откинулся в широкое кресло и открыл заложенные страницы. Последняя запись, сделанная им вчера утром, резала взгляд:
-- Восьмое июня, две тысячи двенадцатый год, -- прочитал он. -- Сегодня. Это свершится сегодня. Я дождался! Я готов! Я не отступлю! У меня есть все что нужно. На этот раз дверь откроется...
На последнем слове он запнулся. Красивое, благородное лицо исказил дикий, неистовый гнев. Резко вскочив, он с криком швырнул тетрадь в камин, но в пылу не рассчитал, и дневник упал на паркет прямо перед невысокой решеткой. Гнев, ярость, досада и ненависть -- все чувства перемешались в одно, определение которому -- горесть поражения.
-- Все было зря, -- сказала она. -- Мы покалечили жизни стольких людей ради богатства и власти, которыми и так обладаем..
Мужчина метался по кабинету, круша все, что попадалось под руку. Теперь цвет его лица был схож с обложкой тетради, брошенной на суд огня. Книги, дорогой фарфор, а за ними прекрасные копии "Девятый вал" Айвазовского и "Тайная вечеря" да Винчи были сорваны, брошены и растоптаны в щепки. Продолжая этот вандализм, он вспоминал детали их разговора:
-- Мальчик погиб... Я никогда не прощу себе... Нам придется жить с этим... Как мне с этим жить?
-- Этот человек -- не твой сын! -- раздраженно бросил он. -- И лучше вам обоим, - кинул он вслед сестре и её мужу, -- забыть об этом и настроиться на то, что с восьмеркой мы еще не закончили!
В тот же миг, женщина резко развернулась, и в одну секунду, преодолев расстояние между ними, вцепилась в его грудь своими острыми когтями.
-- О чем ты, черт возьми?! Что значит "не закончили"?! -- закричала она хриплым голосом, а потом перешла на визг: -- Господи, они же дети! Я -- дура, что так долго шла у тебя на поводу! У тебя и у всей нашей сумасшедшей семейки! Как я могла позволить себе думать, что обойдется без жертв?
Зарыдав, она -- бледная, с выпученными глазами и дрожа всем телом, кинулась в объятия своего бесполезного мужа, единственный перспективный вклад которого в семью провалился. Сын, рожденный сестрой, оказался бесполезен -- он не пошел по той же линии, что и кузен -- он не был обозначен.
Рыдания продолжались, а истерика набирала обороты.
-- Они... они все умерли бы в этом лесу от потери крови, если бы я не ослушалась тебя и не сделала им перевязку...
-- И, в результате, мы имеем на девять проблем больше...
-- Дь-дь... Дь-девять? -- её и без того большие глаза, казалось, выпадут из орбит. -- Т-твой сын... Как же твой сын? Как же...
-- Заткнись! -- грозно крикнул он. -- Ты знаешь, что я отношусь к нему лишь как к средству достижения цели. Он -- ключ! А это значит -- он не мой сын! Так нас учил отец, а отца -- его отец, и так далее.
Губы его нервно сотрясались, и жестко проведя вокруг них большим и указательным пальцами, он резко выдернул руку и ткнул в сестру:
-- И не смей, больше никогда не смей указывать мне на отцовский долг, и тем более угрожать мне! Иначе, -- в темных, почти черных глазах, вспыхнула угроза, --мне придется напомнить, что твой сын состоит из того же мяса, что и все остальные...
С новым взрывом, женщина подлетела к нему и влепила пощечину, след от которой горел на его щеке до сих пор -- спустя полчаса, после того, как он выгнал её вон, предварительно еще раз пригрозив расправой над ними и их отпрыском, в случае огласки его роли в произошедшем.
Произошедшем... Это определение никак не вязалось с тем, что ожидаемого не произошло. Вопреки всем убеждениям -- а ведь он все сделал правильно! -- дверь в сокровищницу, которая должна была распахнуться перед ним, даже не обозначила себя. Он так долго шел к этому моменту, столько сделал. Его семья -- все поколения охотников должны были гордиться им! Все, за исключением, конечно, предателя идеалов -- Александра Стеланова-Фортис, с которого все началось, и который -- по иронии судьбы -- не просто рассматривал, а сделал свой выбор в пользу какой-то девки, тем самым саботировав осуществление их родовой мечты тогда, в конце семнадцатого века.
Мужчина запустил ладони в волосы и изо всех сил сжал пальцы, но боль не могла заглушить те чувства, которые бушевали у него в душе. Он первый, кто сделал все как надо: нашел и привел на место ритуала все восемь ключей, а задача эта -- надо признаться -- была не из легких. Чего только стоило найти Сваровского -- затерянного в бюрократическом аппарате социальной машины! А то, как он метался в поисках последнего ключа, невозможно передать словами. Его, едва не раскрыли, но он сделал это! Ему удалось обвести всех вокруг пальца, все преодолеть и завершить миссию. Но, что же он получил взамен? Ничего...
