– У нас выбора нет, – сказал Тремихач товарищам. – Ночью пойдем отыскивать пещеру Калужского. Там ведь лесной район, – может, с партизанами свяжемся.
Пещера и в самом деле оказалась такой, какой ее описывал Николай Дементьевич, только воздух был несколько затхлый и кое-где сверху сочилась вода.
Много недель пришлось потратить на то, чтобы устроить в пещере пристань и расширить щель, через которую проникал дневной свет.
Оправившийся от ранения Калужский вместе с Витей и девушками ходил в разведку. Ночами они в полумиле от пещеры приставали на шлюпке к берегу, маскировали свое суденышко в камнях и целые дни проводили в лесу, запасаясь орехами, желудями, дикими грушами, виноградом и вишней. В развалинах разбитого бомбой санатория они отыскали кой-какую домашнюю утварь: притащили в пещеру четыре поломанных койки, несколько обгорелых одеял и тюфяков, два кресла, большой обломок зеркала и много всяческой посуды.
Боясь предателей, они не решались заходить в татарские деревушки. Одному лишь Вите удалось познакомиться с русскими мальчишками-пастухами и выменять у них на бинокль ягненка. От мальчишек он узнал, что вражеский гарнизон и фашистские торпедные катера находятся в селении за мысом. О партизанах пастухи ничего не говорили, но по намекам можно было догадаться, что те обитают где-то в горах за приморской дорогой.
Зимой влажные стены и холодный каменный пол пещеры принесли старикам ревматические заболевания. Начала одолевать цинга. Пришлось варить хвою вместе с плодами шиповника, делать в нишах отепленные кабины и настилать полы. За деревом, досками, гвоздями и жестью ходили ночами в развалины санатория.
Хлеба и овощей не было. Питались каштанами, свежей рыбой, прокопченным дельфиньим салом, крабами и рачками.
Два старика умерли в феврале, третий весной подорвался на немецкой мине, а Витин отец был похоронен еще раньше.
Жизнь стала невыносимой. Решили во что бы то ни стало связаться с партизанами. На берег у приморской дороги высадили обеих девушек и Витю. Девушки, выдав себя за беженок из Керчи, легко устроились на работу в селении за мысом и начали запасать кукурузную муку, лук, картофель. А Витя завел обширные знакомства с мальчишками и вскоре разыскал партизан. Он вернулся в пещеру с их представителем – кареглазым и курчавым парнем Тарасом Пунченком.
Так наладилась связь и довольно сносное существование, но не было главного – боевых стычек, взрывов и диверсий, о чем мечтал Тремихач. Штаб партизанского отряда приказал сохранить пещеру как тайный склад трофейного оружия, бензина, взрывчатки, медикаментов и запасной радиосвязи с «Большой землей». О существовании пещеры знали только командир отряда, его заместитель, начальник штаба и связной партизан Пунченок. Состав пещерной группы решили не увеличивать, чтобы не затесался в ее среду предатель или болтун. «Дельфин», который мог покрывать большие расстояния и быстро скрываться от погони, использовался лишь в редких случаях для разведки и связи с дальними отрядами.
Безмятежная жизнь сторожей запасной рации не устраивала воинственного Тремихача и неугомонного экспериментатора Калужского. Летом они отозвали из селения Нину и предложили ей поочередно с Витей нести вахты по охране пещеры, а сами занялись исследованием подземного русла речки.
Пещерная речка во время сильных дождей вздувалась и мутнела. Стало быть, где-то близко она соприкасалась с верхними слоями глинистой почвы.
Тремихач с Калужским поднялись наверх за водопад и, после двух дней работы, подорвали скалу, из-под которой вытекала вода.
Скала рассыпалась в щебень, и перед исследователями открылось русло реки, похожее на туннель. Старики зажгли факел, захватили с собой автомат, взрывчатку и, согнувшись, по колено в воде, двинулись вперед.
Тоннель круто сворачивал на северо-восток. Исследователи зажгли еще один факел и, где ползком, где в полный рост, стали продвигаться дальше. Вдруг впереди послышалось ворчание. Тремихач увидел в колеблющемся свете факела двух небольших рыжеватых псов с оскаленными зубами.
Он дал по ним очередь из автомата, псы исчезли.
– Горные шакалы, – определил Калужский. – Раз они здесь обосновались, – значит, где-то есть выход на сушу.
И правда, метров через тридцать был найден лаз, выходивший в каменистый ров, заросший колючим кустарником.
Тремихача это открытие привело в воинственный раж.
– Теперь мы сами будем нападать на немецкие обозы и снабжать других боеприпасами.
Но первый же набег на приморское шоссе несколько охладил его пыл. Ему с Калужским, правда, удалось подорвать гранатами две грузовые немецкие машины, но воспользоваться трофеями они не сумели. У стариков не хватило сил и ловкости, чтобы своевременно спуститься со скалы вниз. К оккупантам подоспела помощь, и два храбрых вояки с трудом спаслись.
Бег по пересеченной местности измотал перетруженные сердца стариков. После вылазки они два дня отлеживались и покорно выслушивали весьма нелестные отзывы Нины о своем поведении.
Появление Восьмеркина с Чижеевым могло все изменить. Возбужденный Тремихач уже заносчиво поглядывал на дочь и, расхаживая по пещерной площадке с заложенными за спину руками, строил почти фантастические планы побед на суше и на море.
А моряки все не просыпались. Они что-то бормотали во сне, дружно всхрапывали и посвистывали носами. Тремихач, нетерпеливо ждавший их пробуждения, в конце концов не выдержал и, не обращая внимания на уговоры дочери, принялся тормошить Восьмеркина.
Разоспавшийся исполин чуть не закатил ему затрещину, и только благодаря своему опыту тренер успел увернуться, перехватить запястье моряка и так нажать на пальцы, что тот мгновенно проснулся.
Степа минут пять протирал глаза и с изумлением оглядывал каменные стены пещеры и ее обитателей. Затем спросил:
– А где боцман Клецко?
Узнав, что о мичмане никому ничего не известно, что они с Чижеевым проспали почти сутки, Восьмеркин испуганно вскочил и приподнял за плечи приятеля.
– Очнись! Аврал! Сачкуем здесь, а мичман с Костей в плену… Проснись!..
Чижеев вскочил еще сонный, начал шарить рукой, разыскивая свои брюки и ботинки у незримого рундучка.
Нина так и покатилась со смеху.
– Сенечка, ты же не на корабле… Раскрой глаза, оглядись!
Услышав девичий голос, Чижеев замер, затем раскрыл глаза и, вскрикнув, бросился обнимать Ежика.
В радости и Нина забыла о присутствующих. Прильнув к Чижееву, она так горячо отвечала на его поцелуи, что Восьмеркин стыдливо отвернулся. Ему стало ясно, кого девушка ждала всю войну.
