это была тяжелая, тревожная ночь. К счастью, лес, окружавший лагерь, ослаблял удары вихря. Все же им пришлось до рассвета спасать имущество, потому что ветер срывал палатки, переворачивал телеги, поднимал в воздух лагерное оснащение и утварь.
Буря утихла только к утру; ветер ослабел, ливень превратился в мелкий дождь.
Измученные звероловы кое-как привели лагерь в порядок и легли отдохнуть.
Караван звероловов три дня пробирался через размокшую после ливня тайгу, пока добрался до левого берега Амура [27], четвертой по величине реки Сибири. Смуга распорядился разбить лагерь у небольшой речной пристани, к которой причаливали суда, чтобы пополнить запас дров, необходимых в те времена для растопки судовых котлов.
Путешествовать на пароходе по реке было значительно удобнее, чем трястись на телегах по плохим дорогам. Во-первых, во время такого путешествия можно было присмотреть и выбрать на берегу реки подходящее под лагерную стоянку место, во-вторых, добыть пищу для тигров и корм для лошадей, потому что пароход по требованию путешественников можно было остановить в любом месте.
Речная пристань состояла из небольшой дощатой платформы, уложенной на трех старых баркасах. Рядом с пристанью на берегу стояло несколько жалких шалашей, покрытых кедровой корой, в которых ночевали китайские рабочие, заготовлявшие и грузившие дрова на суда. Речные пароходства часто нанимали жителей соседней Маньчжурии для рубки леса, так как жившие на берегу Амура шилкинские, амурские и уссурийские казаки неохотно брались за эту работу.
От китайцев наши охотники узнали, что завтра ожидается прибытие двух пароходов: вниз по реке пойдет пассажирско-грузовой, а вверх — почтово-пассажирский.
Это не очень обрадовало путешественников; экспедиции нужен был простой грузовой пароход, идущий вверх по реке порожняком. Поэтому звероловы решили ожидать вблизи пристани более удобного случая.
Нучи и его сыновья вместе с Удаджалаком занялись устройством лагеря, а белые охотники, воспользовавшись вынужденным отдыхом, завели знакомство и беседы с китайскими рабочими.
Те трудились весь день, от восхода до заката солнца, валили деревья в тайге, пилили их на дрова необходимой длины, кололи, укладывали на берегу возле пристани и грузили на останавливающиеся суда. Стремясь отложить на черный день кое-что из нищенских заработков, они добывали себе пищу кто как умел. Поэтому короткие минуты отдыха уходили у них на ловлю рыбы, которой — к счастью для прибрежных жителей — в Амуре и его притоках насчитывается более ста видов [28].
Благодаря щедрости Амура китайцы питались широко распространенными тут миногами, тайменями, линками, амурскими хариусами и встречающимися в Амуре рыбами из семейства карповых — амурским сазаном, а из сомовых — касаткой-скрипуном и китайским змееголовом, осетровыми рыбами Амура: амурским осетром и калугой [29].
Несмотря на это, бедные кули бывали сытыми, только когда начиналась пути́на лососевых [30], то есть период хода рыбы из моря к истокам рек на икрометание. Из Охотского моря шла кета, из Японского — горбуша. Огромное количество рыбы во время путины перемещалось на расстояние от 500 до 1000 километров вверх по Амуру и его притокам вплоть до мелких горных ручьев. В это время рыбу можно было ловить даже руками. После нереста почти вся рыба погибала, вода выбрасывала мертвую рыбу на мели, где она гнила и удобряла почву.
Во время путины почти все жители прибрежных селений превращались в рыбаков. Жители Приамурья готовили запасы сушеной рыбы, которая служила им пищей. Вблизи селений по всему берегу Амура тогда расставлялись длинные ряды специальных заборов, увешанных блестящими розовато-желтыми полосами лососины.
Китайцы на берегу, одетые в латаные голубые куртки, штаны и шляпы, сделанные из бересты, любезно давали путешественникам объяснения на ломаном русско-китайском жаргоне.
Сообщение кули подтвердилось. Еще до полудня к пристани причалил идущий вверх по реке почтово-пассажирский пароход «Вера», принадлежащий Компании амурского пароходства.
Пока кули грузили дрова, путешественники, приглашенные капитаном на чашку чая «с огоньком», как называл капитан добавку арака [31] к чаю, вошли на палубу парохода.
Все пассажиры первого и второго класса столпились у борта. Среди них были богатые купцы из Сретенска и Нерчинска; военные, едущие в отпуск; простые казаки; православный священник с длинной седой бородой, который воспользовался случаем и стал собирать пожертвования на свою церковь; жены офицеров из Владивостока, едущие в Нерчинск; несколько бурятов и группа эвенков и удэгейцев.
Все они с любопытством смотрели на лагерь звероловов и, когда те появились на палубе, окружили их плотным кольцом. Посыпались приветствия и вопросы. Томек стал оживленно беседовать с купцом из Нерчинска, но Вильмовский шепнул ему, чтобы он ни о чем не спрашивал. Сыщик Павлов внимательно прислушивался, и каждое неосторожно сказанное слово могло возбудить у него подозрения. Капитан Крамер, немец по происхождению, сам того не зная, избавил охотников от настойчивой толпы, пригласив их в свою каюту. Они уселись за продолговатым столом, на котором сразу же появились две бутылки арака и пышущий жаром самовар.
После первого знакомства Крамер спросил Вильмовского, почему экспедиция остановилась в столь пустынном месте. Услышав ответ, он хлопнул рукой по колену и сказал:
— Ваше счастье, господа! На рассвете я обогнал буксир «Сунгач» с двумя баржами. У капитана «Сунгача» настроение неважное, потому что по распоряжению купца Нашкина он едет в Сретенск за мехами почти порожняком, лишь с мелким грузом рыбных консервов.
Как только Крамер упомянул фамилию Нашкина, заинтересованные звероловы обменялись друг с другом многозначительными взглядами. Хитрый боцман, чтобы отвлечь внимание Павлова от беседы, что-то шепнул ему на ухо. Павлов повеселел и согласно кивнул, тогда боцман наполнил свой стакан и стакан Павлова чистым араком. Вильмовский это сразу заметил и, воспользовавшись тем, что занятые собой боцман и Павлов стали чокаться стаканами, сказал:
— Это в самом деле было бы для нас счастливое стечение обстоятельств. Лишь бы только капитан «Сунгача» согласился взять нас на борт.
— Согласится, я уверен, — ответил Крамер с иронической улыбкой. — Такие, как он, умеют ждать и никогда не спешат. Это бывший каторжник!
— Спасибо за ваши сведения, — сказал Вильмовский. — Мне будет легче разговаривать с ним.
— Он согласится, ему необходимы деньги, — продолжал Крамер. — В Сибири никто не отталкивает руку с государственными кредитными билетами. Мы в стране, где все возможно и где расцветает… взяточничество. Не подмажешь — не поедешь!
Вильмовский молчал, а вместо него в беседу вмешался Смуга:
— Еще во Владивостоке мне приходилось слышать о Нашкине. Если не ошибаюсь, он торгует мехами. Однако мне говорили, что он живет в Нерчинске.
— Верно, вам сказали правду, Нашкин живет в Нерчинске, притом в великолепнейшем
