Тихонов захохотал:
— Бог был Гименей, которому пели эпиталаму. Шарапов неожиданно разозлился:
— Что ты ржешь, как жеребец? Некогда было мне эту ерунду древнюю изучать. Ты после учебы с девчонками в оперы ходил да на танцы, а я учебники на дежурствах между операциями читал. Ты еще лейтенантских звездочек не нюхал, когда я «Почетного чекиста» получил! Ишь тоже еще Леверье отыскался…
— Владимир Иванович, не воздвигайте искусственной проблемы отцов и детей!
— Тоже мне ребеночек! Животик не болит от вишневого варенья? Я ж тебя знаю — сметал, наверное, полведра?
— Ну–у, Владимир Иванович, вы не правы. Я же сластей вообще не ем!
— Ладно, ладно, давай дальше.
— Дальше — окно на лестнице. Вот окно это мне не нравится. Лестничная клетка находится в конце коридора и выход на нее из бокового прохода. Этакий аппендикс. Площадка из коридора не просматривается. Лестницей пользуется в основном обслуживающий персонал — горничные, монтеры, слесари. По существу, это черный ход. Выходит он во двор гостиницы. Дверь внизу обычно запирают в десять вечера. Наверху лестница переходит в чердачную площадку. Дверь на чердак заперта и была когда–то опломбирована. На петлях висят обрывки проволоки, а в углу я отыскал смятую пломбу. Пол там очень запылен, и на бетоне нечеткие следы ног. Перекопали мы чердак сверху донизу, но ничего не нашли. Отпечатки следов на всякий случай мы сняли. Надеялся я, все–таки, стреляную гильзу найти — нет, ничего. Сейчас поеду беседовать с Козаком этим и с Лагуновым. А лестницей еще придется заняться…
3.
— Я вам объясню, из–за чего произошло убийство, — сказал Козак. — Не надо быть всевидящим пророком, чтобы объяснить, из–за чего могли убить молодую интересную женщину. Любовь. Да, да, любовь! Это страшная штука, должен вам заметить. Меня самого однажды чуть не убили из ревности.
Тихонов внимательно смотрел на него: Козак был чрезвычайно наряден, мал ростом и невыносимо энергичен. Он без устали катался по небольшому номеру на своих коротких ножках, ловко обходя все препятствия на пути.
— Да–да, я вам серьезно говорю. У меня был такой острый роман в Смоленске. Неповторимая дама! Волшебный экстерьер! Я не женился на ней случайно. Когда я уехал из Могилева в Минск…
— Вы же сказали, что в Смоленске…
— Да, но ведь мне потом пришлось перевестись в Могилев, и она приезжала ко мне. О, эти незабываемые прощания и встречи на вокзале! Я получил тогда строгача с понижением в должности…
— За прощания на вокзале?
— Нет, к сожалению, за встречи, — ловко обогнул тумбочку Козак. — А вы смеетесь? Зря, зря, товарищ Тихонов. Ваше лицо мне симпатично, поэтому я с вами так откровенен. Скажу вам тет–а–тет, как мужчина мужчине, — сколько я горел из–за женщин! Как горел, боже мой! С дымом, с треском! Но не могу я бороться с чувством прекрасного в себе!
— И давно вам так тяжело?
— Первый выговор я схлопотал лет двадцать назад. — Козак чуть не налетел на стул.
— Просто вам надо жениться по любви, — сказал участливо Тихонов.
— Ах, милый мой, я уже четырежды был женат по любви.
— Слушайте, Козак, у вас не сердце, а дворец бракосочетаний. Вашу бы энергию, да на мирные цели…
— Интерес к женщинам — стимул любого творчества, — обиделся Козак. — Все великие люди были неравнодушны к женщинам — Леонардо да Винчи и Рафаэль, Петр Первый и Наполеон, Пушкин и Толстой. Это же достоверный факт!
— А вы, мол, замыкаете этот славный ряд?
— Я не Рафаэль и не Наполеон…
— Заметил, — кивнул Стас.
— …Но и я имею перед человечеством заслуги, — важно сказал Козак.
— По части чего? — вежливо осведомился Стас.
Тут Козак обиделся всерьез. Он полез в шкаф, достал чемодан, из него потертую кожаную папку с надписью «На подпись». Папка распахнулась с треском. Почетные грамоты, благодарности, вырезки из газет свидетельствовали о трудовых успехах инженера–строителя Л.А.Козака. Среди бумаг лежала фотография еще совсем молодой, очень красивой женщины.
— Это моя супруга, — с гордостью сказал Козак.
— Четвертая? — съехидничал Стас.
— Практически, — замялся Козак.
— А теоретически? — как клещ, привязался Стас.
— Видите ли, сложные житейские обстоятельства помешали нам с четвертой оформить брак официально.
— Строгач или понижение? — сочувственно спросил Стас.
— Перебросили в сельское строительство на Львовщину, — вздохнул Козак.
— Там вы и познакомились со своей нынешней, пятой супругой?
— Да, ее папа, мой тесть, начальник межрайонной конторы «Сельэлектро»…
Стас неожиданно вспомнил, что Львов не так уж далеко от Ровно, куда Таня ездила в командировку. «Пора начинать атаку», — подумал он.
— А ее папа, ваш тесть, намного вас старше?
— На четыре года. А что?
— А то, что я хочу узнать, как вы провели вечер прошлого понедельника?
— Вечер? Прошлого понедельника? — споткнулся Козак.
— Да–да, уважаемый Лев Алексеевич, именно вечер прошлого понедельника. И подробнее.
Козак подумал.
— Часов в пять я уехал из гостиницы. Походил в городе по магазинам, потом поехал к друзьям, в гости.
Говорил он не спеша, и Стас почувствовал, что Козак думает над каждым словом.
— Когда вернулись в гостиницу?
— Было уже поздно, но время я не заметил.
— Сколько времени вы ходили по магазинам?
— Часов до восьми.
— В каких магазинах побывали, если не секрет?
— В Марьинском универмаге, в комиссионном магазине на Октябрьской улице, потом в комиссионке на Колхозной, еще в нескольких… Вот жене сумку купил.
Тихонов взял у него из рук изящную черную сумку, повертел в руках, откинулся в кресле.
— Приятно поговорить с вами, Лев Алексеевич.
— Почему? — насторожился Козак.
— Потому что ваш рассказ напомнил мне один старый, но ужасно смешной анекдот. Разрешите его вам поведать?
— Сделайте одолжение, — растерянно развел руками Козак.
— Вернулся один человек из отпуска и рассказывает друзьям: «Как только, говорит, я приехал в Кисловодск, так сразу же пошел на море и искупался». «Позвольте, — говорят друзья, — ведь в Кисловодске же нет моря!» «Так вот, я не знал, что в Кисловодске нет моря, пошел и искупался», — отвечает курортник. Правда, смешно?
— Смешно, — согласился Козак. — Но какое это имеет…
— Отношение? — спросил Стас, перехватив напряженный взгляд Козака. — А такое: вы не знали, что по понедельникам промтоварные магазины в Москве закрыты, — пошли и купили сумку. Смешно?
Это был чистый гол. Козак даже бегать перестал. Он стоял посреди комнаты, нервно вытирая губы концом своего элегантного галстука. Тихонов невозмутимо крутил в руках сумку. Козак решил выкатить мяч в центр и начать игру сначала.
