— Вы убедились, что его здесь не было?
— Нет, не убедился. А все, что я видел здесь, — гнусно. Гнусно! — И быстрыми шагами вышел из квартиры.
Козак понуро шагал сзади и негромко бормотал: «Я такой любвеобильный и добрый человек… Кто мог знать?..» Тихонов остановился и подождал его:
— Слушайте, Козак, я не любитель заниматься доносами, по если я хоть раз еще услышу от вас слово «любовь», я напишу любимой пятой жене письмо с описанием ваших похождений…
— Не буду, — покорно согласился Козак.
На остановке долго ждали автобуса. Тихонов совсем замерз и проклинал себя, свою работу, блудливость Козака, подлость Алешиной, зиму, автобусное расписание.
В автобусе было совершенно пусто. Козак побежал к кассе с возгласом:
— Я возьму билеты…
— Мне не надо. Мне полагается бесплатный проезд.
— Неужели? — пришел в восторг Козак.
— А что же вы думали, что я к вашим дамам еще на собственные деньги должен ездить?
— Нет, конечно. Это только справедливо.
Минут десять молчали. Тихонов немного отогрелся, вспомнил испуганно–возмущенный вид Козака, и ему стало смешно. Козак, видимо, тоже успокоился и робко сказал:
— Если вы только не передумали, товарищ Тихонов, и у вас не будет, упаси бог, неприятностей на службе, расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что лежит у меня в карманах.
Тихонов засмеялся:
— Меньше о шашнях думать надо, тогда будете наблюдательней. В левом кармане ключи — вы продавили мне ими бок, сидя рядом в автобусе. Там у вас лежало еще что–то твердое, я все не мог понять. Но когда вы спрыгнули с подножки, загромыхали спички. Ясно? Когда мы шли по тротуару, в узких заснеженных местах вы прижимались ко мне правым боком и я ощущал какую–то гладкую плоскую поверхность. В пепельнице на столе я видел окурок папиросы с изображением трех былинных молодцов. Что же еще вам держать в кармане, как не «Три богатыря»? Перочинный нож? Ну, это совсем просто. Под столом валялась картонная коробочка из–под него с описанием всех его достоинств. Когда я пришел в номер, вы, как воспитанный человек, сразу надели пиджак. При этом я заметил, что левый внутренний карман у вас застегнут булавкой. Для надежности. Ясно, деньги.
— Да, но откуда вы узнали, что лежит в бумажнике?
— Проще простого. Железнодорожный билет и счет за гостиницу вы сохраняете для отчета. В гостинице надо оплачивать каждые десять дней, а живете уже тринадцать. Судя по куче свертков и пакетов на вашей кровати, вы покупали для дома разные разности. Чтобы не забыть чего–нибудь, жена дала вам списочек — из него вы вычеркивали уже купленное…
— А пятнадцать рублей?
— Заначка. На прощальный бал с Пусенькой. Все просто.
— Незабываемо… — восхищенно сказал Козак.
Тихонов сонно глядел в окно, задумчиво отбивая пальцем на замерзшем стекле только ему известный ритм. Потом спросил:
— Послушайте, Козак, вы читать любите?
Козак подозрительно покосился:
— Вообще–то… как любой интеллигентный человек… то есть конечно… если есть время.
— Понятно. А какой жанр вас больше привлекает?
— Это даже трудно сказать, — замялся Козак, но сразу же воспрянул: — Мне близка интеллектуальная фантастика! Особенно английская.
— Вы полагаете, что Брэдбери — англичанин?
— Ха–ха! — сказал нервно Козак. — А что — нет? Впрочем, я всегда предисловие читаю потом, чтобы не создавалось предвзятое мнение.
— Так какое же у вас сложилось непредвзятое мнение?
— Великолепно, великолепно. Правда, я ее не дочитал еще до конца, потому что совсем недавно достал с большим трудом. Вы же знаете, как трудно достать Брэдбери!
— Угу, — кивнул Стас…
В центре Тихонов сошел. Он постоял на остановке, и со стороны могло показаться, что он забыл, куда ему надо идти. Стас достал из кармана какую–то схему из квадратиков, соединенных стрелками. Снежинки падали на листок и слабо искрились под неживым светом уличного фонаря. Стас стряхнул ручку и, прислонив книжку к столбу, стал аккуратно заштриховывать квадратик, где была вписана фамилия Козак. Зачеркнув половину, Стас остановился, подумал. Закрыл книжку, засунул ее глубоко в карман и медленно пошел домой.
Была ночь, была уже среда, пятнадцать минут третьего.
СЛЕДУЮЩАЯ СРЕДА
1.
Винтовку, из которой убили Таню Аксенову, нашел в среду Савельев. Он позвонил Тихонову утром и сказал своим немного сонным голосом:
— Але, Тихонов, это Савельев говорит. Я вроде бы винтовку ту самую нашел. Приезжай сюда, в отделение, с пацанами поговорить надо.
Тихонов от такого сообщения немного обалдел:
— С какими пацанами?
— Приезжай, здесь потолкуем…
— Я тебе все по порядку, — сказал Савельев. — Эксперимент, значит, наш вчерашний, шуму наделал много. Вес только об этом и толкуют. Пошел я «в люди»: народ–то взбудоражен — собираются все, обсуждают, каждый свою версию строит. Человек двадцать до вечера в отделение явилось — свою помощь предлагают, подозрения высказывают, ну и тэ дэ и тэ пэ. Захожу я в булочную, тут о том же разговор. Слышу — одна тетка другой подробно все происшествие излагает, а потом резолюцию накладывает: ничего, мол, удивительного, хулиганье распустилось… Вон Гафурова — дворника — сын Муртаза сегодня в обед притащил ружье и давай вместе с приятелем по птицам палить! Я, само собой, уточнил у тетки адрес, фамилию и — к Гафуровым. Вызвал тихо Муртазу, шепнул ему: «Ну–ка давай, мол, ружьишко свое!» Муртаза постеснялся немного, поотнекивался, слезу, конечно, пустил. Потом, само собой, объясняет: «Винтовка–то у приятеля, Сережки Баранова, лежит». Пошли к Сережке. Там без лишнего шума эту винтовочку и изъяли. Калибр — пять и шесть десятых. Тот, что мы ищем. Оба пацана здесь, в разных кабинетах сидят. Разговаривать прямо сейчас будем?
— Конечно, — рассеянно отозвался Тихонов, рассматривая винтовку. Обыкновенная пятизарядная винтовка калибра пять и шесть десятых миллиметра. Необычной была только деревянная ложа — короткая, грязно–белого цвета, выструганная, похоже, ив доски.
— Побеседуй с Сережкой, — сказал Тихонов. — А мне давай Муртазу…
Через порог ступил маленький плотный мальчишка лет четырнадцати. Он молча прошел к указанному Тихоновым стулу, сел, закрыл глаза и неожиданно громко заревел на одной низкой нудной ноте. Стас с интересом смотрел на него, ждал. Муртаза ныл довольно долго. Тихонов терпеливо дожидался. Муртаза осторожно приоткрыл один глаз, остро зыркнул из–под черной челочки.
— Ну хватит, что ли? — сказал Тихонов. — Где ты это таким фокусам научился?
— Нигде, — спокойно сказал Муртаза и открыл второй глаз. — Только не бейте, дяденька!
