Иван Коновалов - Сержант и капитан

Стоп. Никита словно налетел на невидимую стену. Он перегнул тетрадь пополам, как подзорную трубу, направил ее на солнце и внимательно осмотрел корешок между страницами. Так и есть. Еле заметный след. На ярком солнце кусочки оторванной страницы были хорошо видны. Капитан Корнилов вел дневник слишком подробно, чтобы опустить увлекательные детали про спрятанные сокровища, если, конечно, это сокровища. Хотя что же конкретно его солдаты нашли в Кромах, он нигде на страницах дневника не упомянул. Значит, все было на той заветной страничке, которую капитан Корнилов все-таки вырвал.

Прошло несколько дней. Никита ничего не сказал Мите про дневник. Никак не мог понять, как к этой тетради относиться. Он ездил по объектам. Появлялся неожиданно, согласно инструкциям начальника, проверял, ударно ли трудятся строители новой жизни. Пришлось признать, что работали они на редкость добросовестно. Фирма платила стабильно и неплохо. Боясь потерять работу, каменщики, маляры, штукатуры вкалывали, как стахановцы.

С шефом долгих разговоров не было. Митин отец, Сергей Борисович, вернулся из заграничного санатория, где лечил свои расшатанные нервы, и теперь его сын тоже превратился в стахановца. Несмотря на дружбу, Никита никогда не бывал у Мити дома и о его грозном отце знал лишь только рассказам сына, по большей части саркастическим.

Сергей Борисович был похож на типичного бандита из комиксов. Мощный затылок, высокий лоб, огромные кулаки, квадратная челюсть, широченная спина, тяжелое дыхание, настороженные глаза.

Он провел короткое собеседование. Папа спросил сына при Никите:

— Ты ему доверяешь полностью?

Митя кивнул твердо и уверенно. Папа благословляющим жестом послал Никиту на работу.

С Дашей они помирились, и никто не вспоминал тот злополучный вечер ее откровений и Никитиной злобы. Вечера проводили вместе, а когда Даша мирно засыпала рядом, Никита читал при свете ночника мемуары красных и белых команди — ров об Орловской битве. Их было немало. Все это захватывало и все больше затягивало. Затем Даша уехала к родственникам в Санкт-Петербург, а оттуда в командировку в Псков.

На вокзале коротко и весело простились, о разлуке, пусть даже и недолгой, думать никто не хотел. Поезд тронулся. Никита помахал еще раз рукой на прощание и пошел «ловить тачку». Весь в этих мыслях о Даше, Никита незаметно для себя оказался на дороге и поднял руку. Темно-синяя «копейка» притормозила мгновенно.

— Лесная. Сотня.

— Ну, мужик, давай уж за сто пятьдесят. Центр все-таки.

— А ты блатные песни слушаешь?

— Нет, — ответил водитель неуверенно.

«Слушает, подлец!» — подумал Никита и сказал:

— Тогда поехали.

Они быстро проскочили перекресток, добрались до Садового кольца, свернули налево. Вдруг Никита понял, что что-то не так. Водитель пах «Хьюго Боссом». «Бомбящие» на жизнь «Боссом» не брызгаются. Хорошо замаскировался. На вид вроде типичный неудачник и нытик, жалующийся постоянно на жадность пассажиров. Заношенная ветровка крокодилового цвета, на торпеде пачка «LM», дешевые часы. Небрит и почему-то застегнут на все пуговицы.

Никита решил проверить свою догадку, когда они проезжали Сухаревскую площадь.

— Сворачивай на Щепкина, — приказал он перед Самотечной эстакадой.

— Зачем?

— Потом через Трифоновскую быстрее доедем, и к тому же мне приспичило, а улица эта тихая, со множеством дворов.

— Ты что, офонарел?

— Еще пятьдесят.

У него не было выхода, надо было доводить игру до конца — изображать живейший шкурный интерес.

— Ладно, только я сдам чуть вперед, а то еще повяжут вместе с тобой.

— Жди, — ответил Никита и полез в какие-то кусты, удобно посаженные у дороги. За кустами был дом с аркой. Никита решил просто уйти. Он не хотел снова участвовать в боевых действиях. Но он недооценил своего нового знакомого. Тот шел за ним метрах в тридцати.

— Ты что, тоже за компанию? — крикнул Никита.

Шофер ничего не ответил, просто шел, засунув руки в карманы своей турецкой куртки. Если бы Никита побежал, он бы знал, что делать. Ты убегаешь, я догоняю. Но Никита не двинулся с места. Шофер подошел вплотную. Но растерянность свою никак не выдал. Карман его куртки был настроен вражески. Топорщился, как зачехленный ствол главного калибра линкора «Миссури».

— Предлагаю перед битвой обсудить правила. Лучше всего на двадцати шагах через платок.

— Слушай ты, падла… — наконец выдавил он из себя и шагнул вперед.

Вторая ошибка. Никита шагнул навстречу и в сторону и оказался с другого боку от главного калибра. Противник вне зоны вашей видимости, господин канонир. Мертвая зона. Теперь абордаж. Тыльная сторона Никитиной ладони коротко, но емко припечатала его нижнюю челюсть к верхней. Зубы клацнули, как медвежий капкан. И последний убийственный выстрел 24-фунтовой карронады. Прямо в пороховой погреб. Этой же рукой по кадыку. Оглушительный взрыв. Пиратская шхуна пошла ко дну. Водитель, захрипев, повалился на землю. Никита наклонился и достал у него из кармана его главный аргумент короткого спора — коротконосый пистолет «Макаров». Победитель получает все.

А ведь рядом детская площадка. И, несмотря на вечер, она не была пуста. Трое двухлетних карапузов, бросив свои совочки, с интересом наблюдали за драчунами. Вдруг один из них радостно взвизгнул и повалил своего маленького соседа. Они покатились в песок. Третий с гиканьем шлепнулся на них сверху. Сидевшая невдалеке на лавочке мамаша, видимо, в оцепенении наблюдавшая за короткой баталией, очнувшись, бросилась их разнимать, а затем в ужасе потащила их прочь, приговаривая: «Это плохие дяди, очень плохие дяди…»

Склонившись над поверженным пиратом, Никита сказал:

— Ну что, плохой дядя, распугал ты местное население. Сейчас, похоже, милиция набежит. Может, ты меня кончать не собирался, может, попугать хотел? Так ты напугал. Времени у нас с тобой поговорить нет, а тем, кто тебя послал, скажи, я хоть и злой, но слушать умею, и потому не надо меня сразу танками давить. Телефон вы мой, конечно, знаете. Я у вас как на ладони. Так что позвоните и назначьте официальную встречу, желательно в людном месте, где много пьют и много закусывают.

А пистолет придется мне себе оставить, извини. Ты себе другой найдешь. Ну, а я, уж так и быть, им про твой прокол тоже ничего не скажу. Скажу, что сделал все как надо. Это в том случае, если валить меня тебе не приказывали. Не приказывали?

Нападавший уже дышал ровнее:

— Не приказывали. Велели сделать, как ты и сказал.

— Так что просили передать или спросить?

— Насчет тетради, ты знаешь, какой?