– Конечно, но побыстрее. Мистер Рейнольдс проделал весь этот путь из Англии не для того, чтобы облокотиться на перила моста Святой Маргариты и бросить несколько камешков в Дунай. У него много такого, о чем он должен нам рассказать.
– Это только для ваших ушей, – сказал Рейнольдс. – Полковник Макинтош пояснил мне так…
– Полковник Жендрё является моей правой рукой, мистер Рейнольдс.
– Очень хорошо. Но тогда только для вас двоих.
Жендрё поклонился и вышел. Янчи повернулся к дочери:
– Бутылку вина, Юлия. У нас осталось еще сколько–нибудь «Вилланьи Фурминт»?
– Пойду посмотрю. – Она повернулась, собираясь уйти, но Янчи окликнул ее:
– Минуточку, моя дорогая. Мистер Рейнольдс, когда вы в последний раз ели?
– Этим утром, в десять часов.
– Вот именно! Должно быть, вы умираете от голода. Юлия…
– Я посмотрю, что смогу сделать, Янчи.
– Благодарю тебя. Но сначала вино. Имре, – обратился он к молодому человеку, беспокойно ходившему по комнате, – крыша! Пройдись, посмотри, все ли чисто, Шандор, номера автомашины. Уничтожь их и установи новые.
– Уничтожить? – спросил Рейнольдс, когда Имре покинул комнату. – Как это возможно?
– У нас большой запас автомобильных номеров, – улыбнулся Янчи. – Все они из дерева, которое замечательно горит. А… ты нашла бутылку «Вилланьи»?..
– Последняя. – Юлия успела причесаться и улыбалась.
Глаза ее оценивающе и с откровенным любопытством смотрели на Рейнольдса.
– Вы можете подождать двадцать минут, мистер Рейнольдс?
– Если я должен… – улыбнулся он, – но это будет трудно.
– Я постараюсь все сделать побыстрее, – пообещала она.
Когда за ней закрылась дверь, Янчи распечатал бутылку и налил холодное белое вино в два фужера.
– Ваше здоровье, мистер Рейнольдс. И за успех.
– Благодарю вас. – Рейнольдс пил вино медленно, глубоко вдыхая и благоговея к букету. Он не помнил, когда его горло и рот были такими пересохшими, как сейчас. Он кивнул на единственное украшение этой пустой, безликой комнаты. То была фотография в серебряной рамке, стоящая на столе у Янчи. – Чрезвычайно похожа на вашу дочь. У вас в Венгрии очень умелые фотографы.
– Я сам делал снимок, – улыбнулся Янчи. – Она здесь очень хорошо выглядит. Согласны? Пожалуйста, скажите откровенно, что вы думаете о ней. Я всегда интересуюсь степенью и глубиной предвзятости человека.
Рейнольдс взглянул на него с легким удивлением, отпил глоток вина и стал внимательнее рассматривать фотографию. Светлые, вьющиеся волосы, широкие, изящные брови, длинные опущенные ресницы, довольно высокие, славянского типа скулы, широкий смеющийся рот, округлый подбородок над изящной шеей. Неординарное лицо, подумал он. Лицо с характером, энергичное и веселое. Замечательная жизнерадостность, такое сразу запоминается…
– Ну, мистер Рейнольдс, – поторопил его Янчи.
– Да, – признался Рейнольдс, – на этой фотографии она очень хороша. – Он поколебался, опасаясь предположить… взглянул на Янчи, сообразив интуитивно, что безнадежно обманывать эти мудрые усталые глаза. – Можно даже сказать, что здесь она выглядит более чем замечательно.
– Да?
– Да. Тип лица, все черты, даже улыбка те же, что и в жизни, но в этой фотографии есть нечто большее. В ней больше мудрости и зрелости. Возможно, через два года или через три такой будет ваша дочь. Это и в самом деле ваша дочь? Здесь, однако, вы ухватили нечто, что проявится только в будущем. Я не знаю, как это вам удалось сделать…
– Это очень просто. Это фотография не Юлии, а моей жены.
– Вашей жены? Боже милостивый, какое чрезвычайно поразительное сходство!.. – Рейнольдс оборвал фразу на полуслове, торопливо пытаясь вспомнить, не сказал ли он в последних своих фразах что–нибудь неудачное, лишнее. Решил, что нет, вроде ничего. – Она теперь здесь?
– Нет, не здесь. – Янчи отставил фужер, повернулся и стал крутить его в пальцах. – Боюсь… мы не знаем, где она.
– Извините. – Это все, что мог придумать в ответ Рейнольдс.
– Поймите меня правильно, – тихо сказал Янчи. – Опасаюсь, мы знаем, что с ней случилось. Коричневые грузовики… Вы понимаете, что я имею в виду?
– Секретная полиция?
– Да, – тяжело кивнул Янчи. – Те же самые грузовики, которые увезли миллион людей в Польше, столько же в Румынии и полмиллиона в Болгарии. Всех в рабство и на смерть. Те же самые грузовики, которые стерли средний класс в балтийских странах, увезли сто тысяч венгров. Они приехали и за Катериной. Что значит один человек, когда так много, миллионы людей страдали и умерли.
– Это было летом пятьдесят первого? – Все, что мог сказать Рейнольдс. – Это было тогда? – Он знал, что именно тогда была произведена массовая депортация из Будапешта.
– Мы тогда здесь не жили. Это случилось всего два с половиной года назад. Не прошло и месяца, как мы приехали. Юлия, слава Богу, находилась в то время со своими друзьями в деревне. А я в ту ночь работал. Катерина пошла приготовить себе кофе, когда я ушел. Газ был отключен, а она не знала, что это означает. И они ее забрали.
– Газ? Боюсь, что…
– Вы не понимаете? Это уязвимое место в вашей броне, которое бы вскоре обнаружила АВО, мистер Рейнольдс. В Будапеште всякий понимает, что это значит. Это является практикой АВО – отключать газ в тех кварталах, где планируется массовая депортация. Потому что если напустить газ в комнату, таким способом можно безболезненно покончить с собой. Они запретили продажу всех ядов в аптеках. Они пытались запретить даже продажу бритвенных лезвий. Однако это оказалось довольно сложным: ведь они еще не придумали, как запретить людям прыгать с верхних этажей домов.
– Ее не предупредили?
– Не предупредили. Ей в руку сунули синюю полоску бумаги, маленький чемодан. Затем – коричневый грузовик и закрытый вагон для перевозки скота по железной дороге.
– Но, возможно, она все же жива? Вы ничего о ней не слышали все это время?
– Ничего. Совершенно ничего. Мы можем только надеяться, что она еще жива. Но так много людей умерло в этих набитых грузовиках или замерзло насмерть. Работа в поле, на заводах и в шахтах, тяжелая работа, убивающая даже здоровых и физически крепких. Она же только что выписалась из больницы после серьезной операции. У нее был туберкулез. Она еще не оправилась после операции.
Рейнольдс тихо выругался. Как часто ему приходилось читать и слышать о подобных случаях. Как легко, ненароком, почти со злостью он пытался выбросить это из головы. Совсем иначе получается, когда сталкиваешься с этим в реальной жизни.
