— Ему было бы так больно думать, что его любимый сын и нежно обожаемая дочь — и все их потомки — никогда не смогут воспользоваться плодами его великой славы и таланта. Если мы сможем вернуть на землю «Гиперион» — и тело моего деда, — его душа, я знаю, сможет наконец упокоиться с миром.
Он повернулся ко мне и выпустил длинную тонкую струю сигаретного дыма. Я сглотнул, чувствуя, что меня затошнило.
Этот человек — не Матиас Грюнель.
Я заподозрил это в тот миг, как увидел его вздергивающиеся кверху рукава. И теперь я знал это с тошнотворной уверенностью. Это упоминание о любимой дочурке Грюнеля, — разве Кейт не рассказывала мне, что Теодор Грюнель рассорился со своей единственной дочерью? Что он оставил её без единого пенни? Кейт не могла ошибиться в таких вещах: она внимательный и дотошный читатель. Я всецело доверял ей. Рыжая Борода был самозванцем.
Он взял со столика для напитков блокнот и карандаш и подал мне.
— Если вы работали с картами, то, наверно, неплохо представляете себе координаты «Гипериона».
Я взял карандаш и начал писать какие-то цифры, потом зачирикал их и устроил целый спектакль, кусая губу и хмуря брови.
— Как же там было? — бормотал я. — Понимаете, сэр, мы ведь только что прошли через Кулак Дьявола и очень сильно отклонились от курса…
Я не собирался выкладывать координаты этому самозванцу, кем бы он ни был. Единственным моим желанием теперь было выбраться отсюда.
— Извините, сэр, я не знаю, что сказал вам декан, но память никогда не была моим сильным местом — и воздуха там так не хватало. Вы же знаете, мы были на высоте двадцати тысяч футов. Мои мозги работали не лучшим образом.
— Ах… — вздохнул Рыжая Борода. — Конечно. Но вы, наверно, помните хоть приблизительные координаты, правда? Конечно же, карты были перед вами всё время.
— Я знаю, сэр, это просто… — Я зажмурился, постукивая карандашом по блокноту, стараясь выглядеть совершеннейшим придурком. — Мне ужасно неловко, сэр, пожалуйста, не говорите декану.
Он старательно улыбался мне, но это была недобрая улыбка.
— Подумайте о вознаграждении, которое могло бы ожидать вас. Вспомните получше.
Я глубоко вздохнул, написал несколько координат, отличавшихся от истинных на несколько сотен миль, и передал ему.
— Вот! Я думаю, где-то здесь! — Я поднялся. — А теперь, если вы не возражаете, я пойду. Скоро экзамены, и…
— Странно, однако, — заметил Рыжая Борода, и я почувствовал, что покрываюсь испариной. — Я думал, что «Бродяга» летел в Александрию над Индийским океаном. А эти координаты — над субконтинентом.
Лишь привыкший плавать по морю или по небу может бросить один взгляд на случайные широту и долготу и мгновенно привязать их к карте.
— Ох, — подавленно отозвался я. — Значит, я перепутал. Простите, что не смог быть вам полезным. — С бьющимся сердцем я повернулся и шагнул к двери.
— Ребята! — крикнул Рыжая Борода. — Я думаю, придется помочь мальчику вспомнить!
Комната вдруг оказалась полна людей, появившихся разом из всех дверей. В отличие от Рыжей Бороды они не носили бархатных смокингов. Они были одеты в темные брюки, грубые рубашки с закатанными по локоть рукавами, башмаки и кепи, и исходивший от них отчетливый запах масла, топлива Аруба и гидрия выдавал в них воздушных моряков. Двое схватили меня за плечи и толкнули обратно в центр комнаты, лицом к лицу с Рыжей Бородой.
— Не лги мне, мальчишка, — сказал он. — Ты не такой уж простофиля.
— Я действительно не помню, — упорствовал я, а настоящие координаты в это время так и мелькали перед моим мысленным взором. Часть меня настаивала, что надо назвать их и покончить со всем этим. Но если я сделаю это, они запросто могут выкинуть меня из окна, чтобы быть уверенными в моем вечном молчании.
— Врезать ему, чтобы искры из глаз посыпались? — предложил один из мужчин, занося кулак.
— Нет, — резко возразил Рыжая Борода. — Проявляйте к нему уважение, Бингэм. Это сам мистер Мэтт Круз, победитель пиратов. Мы знаем про тебя всё, Круз. Читали, как ты разделался с недавно оплаканным нами коллегой, мистером Спиргласом.
От ужаса меня передернуло: а вдруг эти негодяи — последние остатки шайки Спиргласа и пришли отомстить?
— Не бойся, — подмигнул Рыжая Борода, — между мной и Спиргласом не было пылкой любви. Наши дорожки разошлись много лет назад! Я не пират. Это грязное, грубое занятие. Меня зовут Джон Рэт. Меня с коллегами нанимают такие лучшие люди Лондона и Парижа — ты бы удивился. Считай нас частными сыщиками.
Я промолчал.
— Я здесь, чтобы сделать тебе предложение, Круз. Мне нравится то, что я про тебя слышал. Ты сообразительный малый. Совсем не такой легковерный, как этот твой декан. Он купился на мою историю про Матиаса Грюнеля и заглотил наживку вместе с крючком!
Один из людей Рэта насмешливо фыркнул.
Рэт одобрительно кивнул мне:
— И уж всяко тот, кто сумел отправить Викрама Спиргласа в морскую могилу, стоит десяти таких здоровенных увальней, как эти, — не обижайтесь, парни, — бросил он своим головорезам. — Я думаю, мы с тобой сможем работать вместе, мистер Круз. Что скажешь? Там деньги. Много. Ты ведь любишь деньги, а?
Я ничего не ответил, но подумал о мальчике-лифтере. О моей поношенной форме. О маме, которая за шитьем болезненно морщится, потому что пальцы у неё изуродованы ревматизмом.
— Весьма заманчиво, — сказал я. Может, если потянуть время, мне представится шанс вырваться.
— Отлично. Что, если мы возьмем тебя в небольшое путешествие и поговорим об этом подробнее? Мы тебя уговорим, — пообещал Рэт. — А если нет, то поболтаться в воздухе над рекой на высоте тысячи футов тоже бывает очень невредно для несговорчивых. Итак, пошли, ребята. Сматываемся!
Двое схватили меня за руки и потащили из комнаты. Джон Рэт допил бокал и прихватил непочатую бутылку виски.
— Мне очень понравилось жить в «Ритце», — заметил он. — Но только дурак стал бы за это платить.
Мы вышли. По коридору в нашу сторону шла пожилая пара, но они в ужасе шарахнулись, когда люди Рэта крикнули им, чтоб убирались с дороги. Я хотел было позвать на помощь, но вряд ли от этого была бы какая-нибудь польза. Мы были уже у лестничного колодца. Рэт пинком отворил дверь, и мы двинулись по лестнице вверх. В конце её они широко распахнули ещё одну дверь и выволокли меня на крышу «Ритца». Лицо мое стало мокрым от дождя.
Яркий свет большого полетного прожектора освещал днище маленького воздушного кораблика, беззвучно парящего в нескольких футах над крышей. Его удерживали лишь носовой и кормовой лини. Когда мы подошли ближе, сдвоенные пропеллеры закашлялись и начали вращаться.
