– Так точно, как и предписывает закон, – доложил Юджин.
Его круглое мальчишеское лицо блестело от пота и светилось самодовольством.
Слушание дела продолжилось. Привели двух мужчин, которых Дункан никогда не видел. Их вызывали по очереди, и те под присягой заявили, что видели, как Дункан отправил тайное письмо на флагманский корабль английского флота. Когда мужчины давали показания, они смотрели в пол и шаркали ногами. По лицам было видно, что их мучат угрызения совести, но свидетели отвечали без запинки. Вероятно, Юджин щедро их вознаградил. Если бы позади не стояли солдаты, Дункан вцепился бы ему в глотку. Впрочем, за такое несдержанное поведение на него могли бы надеть кандалы прямо здесь и отправить его на виселицу.
– Это великолепно! – воскликнул подсудимый, когда губернатор велел увести свидетелей.
Дункан указал пальцем на Юджина:
– Если ты, ничтожество, серьезно думаешь, что можешь…
– Молчите, пока вам не дадут слово! – рассерженно перебил его Дойл. – За это преступное деяние вам грозит смертная казнь!
По его поведению было видно, что он готов сразу же повесить Дункана, не обращая внимания на то, что речь шла всего лишь о золоте, ради которого они собрались в этой комнате.
Юджин понял серьезность положения и вмешался, ведь если обвиняемый будет болтаться на виселице, то выкупить Дункана за золото у его жены уже не получится. Тогда все их старания пойдут прахом.
– Теперь нам нужно перейти к оглашению приговора, – торопливо произнес адъютант, аккуратно сложил бумаги на конторке и взглянул на губернатора.
Тот сердито кивнул и склонился над документом, в котором, бесспорно, был изложен приговор суда.
– Дункан Хайнес, собравшийся здесь суд считает вас виновным в измене.
Он откашлялся и отчасти с надеждой, отчасти с нетерпением обвел взглядом присутствующих.
– Можете ли вы назвать причины, по которым наказание не должно вступить в силу?
Дункан посмотрел в глаза Дойлу. Это был момент, когда ему следовало оправдываться и просить заменить виселицу штрафом. Милость суда: золото против свободы. Это была торговая сделка, к которой они его подводили.
– Нет, – холодно произнес Дункан. – Я ничего не скажу: каждое произнесенное слово было бы напрасной тратой драгоценного времени.
Дойл взглянул на него. Озадаченность на его лице молниеносно сменилась неистовым гневом. Преступник имел наглость отказаться от сотрудничества!
Юджин почуял надвигающуюся беду и громко засопел, но губернатор продолжил свою речь. Его голос дрожал от возмущения:
– Я выношу вам следующий приговор: вы должны понести наказание. Вас повесят, затем вам выпустят кишки и четвертуют. Приговор должен быть приведен в исполнение через три дня, в полдень. И пусть Господь смилуется над вашей душой.
Стук в дверь отвлек Клер Дюбуа от дела, которое приносило ей деньги. Она неохотно подняла голову.
– Что там такое? – спросила женщина.
– Мадам, к вам посетитель.
– У меня уже есть посетитель.
– Она говорит, что речь идет о жизни и смерти.
– Она?
Из-за закрытой двери послышался шепот:
– Это миледи.
На Барбадосе была лишь одна миледи. Элизабет Хайнес все еще называли именно так, хотя она два года назад второй раз вышла замуж, а ее бывший муж едва ли был аристократом. Но дочь виконта, наверное, никогда не опустится до уровня людей среднего класса.
– Пусть подождет в моей комнате.
Шаги служанки удалились по коридору, и Клер вновь склонилась над клиентом.
– Прости за заминку.
– Кто такая миледи? – поинтересовался он.
Этот мужчина не мог знать Элизабет Хайнес, ведь он был на Барбадосе впервые – преуспевающий молодой торговец с английского судна.
– Разве на этом острове есть настоящие леди?
– Нет, это всего лишь прозвище одной моей знакомой, которая иногда старается выдать себя за нечто большее, чем есть на самом деле. А теперь покажи мне, как сильно ты меня хочешь.
Клер знала, как понравиться мужчинам. Они охотно платили назначенную цену за то, чтобы их приняли в этой комнате. В доме Клер жаловали не всякого. Она могла позволить себе встречаться только с теми мужчинами, которые сулили ей прибыль: членами совета, богатыми плантаторами, зажиточными торговцами и судовладельцами.
Дела ее шли лучше, чем когда бы то ни было. В прошлом году ее заведение было полностью разрушено штормовым приливом, который принес с собой ураган. Но Клер построила на его месте новое, еще более красивое и вместительное. Комната, в которой она принимала своих «кавалеров», располагалась над трактиром, как и в старом здании. Снизу доносились крики кутил – успокаивающий звук: если гости шумят, значит, они много пьют и набивают деньгами кассу.
Здесь, в комнате наверху, воздух был такой тяжелый, хоть ножом режь. Все еще стояла невыносимая жара, хотя солнце уже зашло за горизонт. Сквозь полузакрытые ставни проникал бледный сумеречный свет. Простыни пропитались пóтом – их нужно было срочно поменять. Свечи в углу почти догорели, фитиль начал чадить.
Клер встала и потянулась. Мужчина рядом с ней что-то возразил, но она не обратила на него внимания. Он получил то, за что заплатил.
– Ты должен уйти, – произнесла она.
– Почему? День только начался.
Мужчина протянул руку и хотел схватить ее за грудь, но Клер игриво ударила его по пальцам:
– Оставь это. И выметайся сейчас же. Можешь заглянуть на следующей неделе, если хочешь. Но сообщи об этом заранее.
Мужчина снова хотел возразить, но Клер не позволила этого, закрыв ему рот рукой. Торговец умолк и, ворча, принялся одеваться. Хозяйка борделя тщательно умылась за шелковой ширмой, потом надела свежее нижнее белье, поверх него – корсет из китового уса и тонкое муслиновое платье сиреневого цвета. На первый взгляд могло показаться, что этот оттенок не шел к ее рыжим волосам, но на самом деле он подчеркивал их медный блеск, а кроме того, нежный румянец на ее щеках.
Клер послала молодому «кавалеру» воздушный поцелуй и отправилась в свою спальню по соседству, где никогда не принимала мужчин. Комната была обставлена скромно: узкая кровать, простой комод и одно кресло, в котором, поджидая Клер, сидела Элизабет. Ее лицо было серьезным и бледным. Гостья хотела было подняться, но Клер махнула ей рукой:
– Не стóит. Сидите.
Она позвонила в колокольчик, вызывая горничную.
– Я велю принести вам чего-нибудь освежающего.
– Это ни к чему, – ответила Элизабет, но выражение ее лица свидетельствовало об обратном.
Она выглядела крайне изнуренной. Под глазами у нее залегли синяки, словно ее несколько дней мучила бессонница. Вероятно, так и было, ведь всего через два дня мужу Элизабет предстояло держать ответ перед Создателем.
